Темы Стругацких: философия жизненного пути

Герой повести «Хищные вещи века» наблюдает как люди, имеющие книги великих людей, склеивают их и ставят как оформление интерьера, а бесплатную банку маринованных ананасов мальчишки используют как футбольный мячик. Но это оказывается мелочью: от вкусной еды и «ретуалов» поедания, когда где-то рядом страна голодающих людей; от салонов красоты, в которых человека превращают в нечто мертво-совершенное; от телевизионных сериалов, в которых все будет происходить так, как пожелают того зрители; когда от всего переизобилия благ люди уходят

к своеобразным наркотикам: так «ласково» называемая «дрожка».

Где люди от мигающих огней на время практически сходят с ума и творят разврат, публичное уничтожение шедевров искусства в тайном обществе богачей, путешествие по заброшенному тоннелю, в котором бродит ополоумевший робот, способный в любой момент убить тебя, поедание мозгов живой обезьяны и верх всего — «слег», когда в сознании человека, лежащего в ванной с солью, с противомаскитной таблеткой под языком и слушающего радио воплощается нечто такое, о чем главному герою отчаяно стыдно говорить.

А люди умирают в ваннах от нервного истощения,

потому что они как крысы, которым вживляли электроды в мозг. «… Отыскав в мозгу у крыс центры наслаждения, они добились того, что животные часами нажимали на рычажок, замыкающий ток в электродах, производя до восьми тысяч самораздражений в час. Эти крысы не нуждались ни в чем реальном. Они знать ничего не хотели, кроме рычага.

Они игнорировали пищу, воду, опасность, самку, их ничто в мире не интересовало, кроме рычага стимулятора. Позже опыты были поставлены на обезьянах и дали те же результаты…» Люди зациклились на наслаждении и потеряли не только разум, но и жизнь как таковую. А это грозит переходом человека в нереальное бытие и как следствие гибель всего человечества.

Это проблема наркотиков во всем мире, то есть наркотики будут существовать до того, пока их будут употреблять и здесь на смену уничтоженному старому наркотику обязательно изобретут новый.

Для Стругацких вообще характерно рассмотрение проблем общечеловеческого масштаба, даже на примере реальной исторической обстановки. Даже скорее наоборот: историческая обстановка является толчком для осознания глобальных вопросов. Юлий Буркин, являющийся с одной стороны поклонником творчества Cтругацких, с другой — филологом по образованию, писателем и журналистом по роду деятельности, присутствовавший на неформальных встречах с Борисом Натановичем в Дубултах и Репино вспоминал: «Когда мы были пацанами, мы зачитывались Стругацкими, не зная тех политических реалий, которые послужили им толчком для работы. То же будет и с нашими детьми и, надеюсь, со внуками: их не будут волновать ни Афганистан, ни Хрущев, ни Карибский кризис.

Как мы сейчас, читая Робинзона Крузо, не задумываемся о том, что написана эта книга была под впечатлением работ Руссо и для их же иллюстрации. Тем-то и сильны Братья, что отталкиваясь от сиюминутных политических событий, они создали вечные произведения, выходя на уровень актуальных в любую эпоху морально-этических и философских обобщений.»

Но несмотря на это, Стругацкие являются в своих произведениях анализаторами исторического времени… отражение исторического времени Когда в школе мы изучали «Отцов и детей» Тургенева, мы соотносили это произведение с обстановкой после 1861 года в России, «Война и мир» Толстого для нас были зеркалом войны 1812 года, Маяковский был певцом революции 1917, и т. д. Не удивительно, если читая Стругацких, читатель невольно находит в их произведениях тех или иных людей, или те или иные события, которые недавно происходили в нашей стране.

Рассмотрим несколько таких картин: В «Гадких лебедях» есть такая тема: в некой стране люди высочайшего творческого накала становятся уродами, отвратительными на вид «мокрецами». Они меняются и внутренне, они не нуждаются в земных радостях, зато умирают, когда их лишают чтения. Их ненавидят и преследуют ура-патриоты и фашисты, их заключают в лепрозорий, военно-промышленный комплекс эксплуатирует их творчество. Это тема трагедии интеллигенции, в разных аспектах соприкасающихся с реалиями.

Достаточно вспомнить об институтах — «шарашках» Берии, о судьбах ученых, писателей, художников.

Как бы в напоминание о таком аспекте темы, Стругацкие поручили роль главного героя ссыльному писателю Баневу, имевшему неосторожность поссориться с «господином президентом». Последний очень похож на Хрущева, а сам Банев — на В. Высоцкого. На последнем дубултинском семинаре Борис Натанович рассказал, что поводом к написанию «Трудно быть богом» послужило прочтение Братьями отчета о выступлении Н. С. Хрущева на выставке модернистов в Манеже.

Тогда они сделали для себя открытие: нашей страной правят тупые бездарные хамы, враги культуры и красоты… Под видом фантастической средневековой страны Стругацкие дают гротескное изображение нашей страны сталинского периода.

В момент действия там правит временщик, которому дано многозначительное имя «Рэба» . Он свирепо и планомерно уничтожает ученых и поэтов, учреждает собственную «серую гвардию», превращает обсерваторию в пыточную тюрьму; душит остатки свободы, сохранившиеся в средневековом королевстве. В этот ад внедрен историк Румата. В его распоряжении огромное могущество XXII века, но здесь оно бесполезно. Земляне решительно отвергают любое вмешательство в исторический процесс: «нельзя лишать человечество его истории», — так и сказано в книге.

Есть и объяснение практически-конкретное: вторжение в ход истории оборачивается большой кровью; это и сказано словами, и показано образно.

Другая проблема — человеческая, личностная. Антон понимает, что обязан остаться в стороне, но это ему невыносимо, он говорит: «Сердце мое полно жалости». И все же он бездействует.

Убивают и пытают его друзей, бьют до полусмерти его самого, но он терпит до последнего и лишь, в приступе отчаяния, с боем идет во дворец и убивает палача Рэбу. Прототип Рэбы Берия был расстрелян прежде, чем он успел восстановить сталинизм в ухудшенном, если можно себе такое представить, варианте. И не спрашивал ли он себя с тоской и горечью, почему никто из старшего поколения не имел мужества убить Сталина вовремя? Подмены мы находим в другой философской повести, «Жук в муравейнике». «Профессиональный убийца, шеф службы безопасности Рудольф Сикорски уничтожает «своего», Льва Абалкина, подозревая в нем опасного и враждебного чужака». Просто, как выстрел в затылок…

На деле тема «Жука…» таже, что и «Трудно быть богом»: предел действия нормы «не убий».

Стругацкие ставят мысленный — художественный — эксперимент: на одной чаше весов помещена судьба всей Земли, на другой — одна-единственная жизнь. Весы идеально уравновешены, ни герои, ни читатель не знают, действительно ли Абалкин есть бомба замедленного действия, могущая уничтожить земную цивилизацию. Несмотря на то, что «профессиональный убийца» Сикорски в полной мере представляет себе меру опасности, он сохраняет жизнь живым бомбам, когда они еще не люди, а человеческие зародыши, и с тех пор оберегает их, охраняет от непосвященных их секрет. Милосердие не покидает его до последней секунды — всей истории 40 лет, из них 30 Сикорски знает, что вместе с людьми-бомбами могущественная иная цивилизация подбросила на Землю некие устройства, «детонаторы», добравшись до которых, подкидыши, возможно, начнут свою страшную работу.

Деталь, достойная внимания: Сикорски не может уничтожить «детонаторы» — и не может спрятать машинки в свой сейф. «Детонаторы» попали в музей, а по закону никому, «ни частным лицам, ни Мировому Совету, ни даже господу богу» экспонаты «из любого Музея на Земле» не выдаются — приходите и изучайте на месте… Итак, 40 лет «контрразведчик» Сикорски несет на своих старых плечах бремя мучительной тревоги — ужасно представить себя на его месте… И тут на сцену выходит Абалкин. Он без предупреждения покидает инопланетную службу и тайно возвращается на Землю. Перед этим при непонятных обстоятельствах гибнет его врач, посвященный в секрет.

Дома Абалкин с неистовым напором пытается вызнать тайну своего происхождения и, главное, стремиться прорваться в Музей, к «детонаторам». Но, пока возможны хоть какие-то человеческие объяснения его поступков, Сикорски его щадит.

Выстрелы раздаются только тогда, когда Абалкин берет «детонатор» в руки. Но это еще не все. Даже в такой отчаянной ситуации Стругацкие не оправдывают Сикорски полностью, этические весы еще качаются.

Герой — рассказчик Максим Каммерер считает убийство напрасным.




Темы Стругацких: философия жизненного пути