Толкование Достоевским «надсознательного» часть II
Именно «незыблемость» и «чугунность», «неподвижность» есть то, что в сфере духовной жизни безнадежно и бесплодно, больше того — опасно и губительно. Достоевский перенимает у Пушкина выражение «неподвижная идея» и в ряде художественных образов показывает всю губительность «неподвижной идеи» или тех «готовых идей», которые запасаются «как дрова на зиму» , для индивидуума, сознанием которого она овладела, и всю ее неспособность быть реальною силою в жизни. Ибо в «живой жизни» неподвижное ведет к разложению
Лишь трудом и борьбой достигается самобытность и чувство собственного достоинства». Образцом идеи «неподвижной» и поэтому убивающей жизнь является для Достоевского — как и для Гегеля — «просвещенство». Неподвижные, незыблемые идеи, несмотря на свою «незыблемость», на свою кажущуюся устойчивость и прочность, оказываются при встрече с действительностью зыбкими, шаткими, неустойчивыми. Эта неустойчивость коренится не во внешних условиях бытия неподвижных идей, но в их внутренней онтологической слабости, непрочности. Онтологическая слабость «неподвижных», «незыблемых», «чугунных» идей связана со своеобразием их содержания.
Просвещенская идея пуста, бедна содержанием. Это идея, «попавшая на улицу». «Попасть на улицу» для идеи значит «опроститься». «Опроститься» же — значит потерять внутреннюю сложность и богатство структуры, ту внутреннюю содержательность, благодаря которой идея идет впереди жизни, — «вашим реализмом сотой доли реально случившихся фактов не объяснить, а мы нашим идеализмом факты пророчили», — замечает Достоевский в известном отрывке о реализме и идеализме, а в письме к Майкову утверждает: «Наш идеализм реальнее их реализма».
Толкование Достоевским «надсознательного» часть II