Трагедия Каменный гость харатер образ Дон Жуана или Дон Гуан
В двух рассмотренных трагедиях Пушкин сосредоточил внимание на интимных страстях, которые подчиняют себе человека. Пушкинские герои-«поэты страстей», они предаются им со всем жаром души. В том же ряду стоит и третья трагедия — «Каменный гость», где предметом художественного исследования стала любовь.
Для «Каменного гостя» Пушкин избрал сюжет древних испанских легенд и их знаменитого героя. Дон Гуан под пером Пушкина предстал «поэтом» любви.
Уходит в прошлое мрачное средневековье, уступая место новой эпохе —
Обычаи средневековья, которое изображено с иной, чем в «Скупом рыцаре», точки зрения, еще живы, но духовный облик людей уже меняется.
Ощущение перелома средневековья поддерживается в трагедии Пушкина и тем, что аскетизм, посмертная верность супружескому долгу, подчинение чувств человека догматам религии исчерпывают себя. Наступает время раскрепощения человеческих чувств. Свободные страсти вырываются наружу.
Средневековье еще живо в образах Карлоса, Монаха, Доны Анны, ежедневно посещающей могилу мужа, скрывающей свое лицо и уединившейся в своем доме, Лепорелло с его страхом перед
В них проснулись вольные страсти, они радостно принимают жизнь, славят ее наслаждения, безоглядно предаются им, не ведают моральных запретов, церковных и государственных установлений.
Смена одной великой эпохи другою проходит через сердца людей. Дон Гуан — враг Дон Альвара и, следовательно, его вдовы Доны Анны. Любовь к жене убитого Дон Альвара и воскресшая в Доне Анне потребность любить — такова психологическая коллизия, приобретающая особую остроту еще и потому, что Дона Анна, не подозревая о том, полюбила убийцу мужа.
Прежде Дона Анна не знала любви: она вышла замуж за Дон Альвара по настоянию матери. Сила охватившей ее страсти сдерживается обычаями, но Дона Анна, увлекаемая любовью Дон Гуана, откликается на ее зов. Она более свободна в своем чувстве, чем, например, Дон Карлос.
Однако подлинное торжество вольных чувств запечатлено Пушкиным в образах Лауры и Дон Гуана.
Дон Гуан привлекателен жизнерадостностью, он любвеобилен, переполнен жаждой чувственных удовольствия. Полюбив, он «рад весь мир обнять». Лаура искренне и безмятежно открыта любовному порыву. Недаром ее и Дон Гуана связывает духовная близость — они и ветреные любовники, и верные друзья. Лаура ничего не боится — ни бешеного Карлоса. ни старости, ни смерти.
Ужин у Лауры — пиршество родственных душ, среди которых Карлос выглядит чужаком. Дон Гуан тоже не знает ни небесного, ни земного страха. Наслаждаясь, он играет и своей, и чужой жизнью, всегда готов оправдать себя и свалить вину на противника. От одной жертвы он легко переходит к другой и каждой с непосредственностью влюбленного клянется в своей привязанности.
Однако любовь пушкинских героев, в особенности Лауры и Дон Гуана, не только вольна и бескорыстна, но и своевольна. У Лауры она не контролируется никакими моральными нормами, а у Дон Гуана вытесняет все другие душевные движения. Эта двойственность самой эпохи — упоение земной жизнью, опора на собственные силы, жажда наслаждений и одновременно дерзкое своеволие, презрение ко всяким моральным нормам, пренебрежение свободой и даже самой жизнью другого человека — определяет своеобразие пушкинского героя. Дон Гуан пылок и холоден, искренен и лжив, страстен и циничен, отважен и расчетлив.
Он не знает границ между добром и злом. Увлекая Дону Анну пленительными любовными софизмами, он говорит, что полюбил в ней добродетель. Ему «кажется», что под влиянием нового любовного чувства он «весь переродился». Субъективно так оно и происходит: Дон Гуан, одержимый любовью, верит, не может не верить в свое преображение. И вместе с тем герой остается прежним Дон Гуаном, «импровизатором любовной песни».
Ни в легенде, ни в пушкинской трагедии герой не может переродиться и стать’ добродетельным или счастливым. Однако, последовав литературной традиции, Пушкин углубил мотивировку: Дон Гуана губят не атеизм и любовные приключения, а «жестокий век» и присущее герою своеволие.
Уже в сцене у Лауры, целуя свою подругу при мертвом Карлосе, он, конечно же, кощунствует. Даже Лаура, устремляясь к Дон Гуану, спохватывается.
Приглашая статую Командора на свое любовное свидание, он вызывающе дерзок. Человеческая этика, благородство требуют оставить мертвеца в покое. Дон Гуан же сначала иронизирует над мертвым:
Ты думаешь, он станет ревновать?
Уж верно нет; он человек разумный
И, верно, присмирел с тех пор, как умер. А затем, не довольствуясь приказанием слуге, сам идет к памятнику командора и повторяет свое фантастическое приглашение.
Любовное свидание в последней, четвертой сцене, опять, как и в сцене у Лауры, происходит при мертвом. После неожиданного согласия статуи Дон Гуан впервые растерян, впервые чувствует власть роковых сил и невольно исторгает возглас: «О боже!»
Приглашение статуи не может быть истолковано однозначно. Дон Альвар стал немой сторожевой тенью над чувствами Доны Анны. Он утвердил на нее свои права сначала при жизни — деньгами, а потом после смерти — обычаями, освященными религией. Дон Гуан хочет освободить Дону Анну от страшных оков, идя наперекор религиозному фанатизму и ханжеству, которое олицетворяет Дон Альвар.
Но, предлагая убитому им Командору стеречь любовное свидание с его вдовой, Дон Гуан обнаруживает и свою нравственную ущербность. Благородное, рыцарское начало, живущее в Дон Гуане, неотделимо от бесчеловечного.
Пушкин отошел от традиционной трактовки Дон Гуана как коварного, гнусного соблазнителя и развратника. Его Дон Гуан — рыцарь, готовый постоять за свое личное достоинство, честь, за свободу чувств. Ему противостоит весь средневековый мир, над жестокой моралью которого Дон Гуан торжествует, одерживая свои блестящие победы.
И Дону Анну он любит страстно.
Но вместе с тем в речах героя смешаны и правда и ложь. Речь Дон Гуана и его поступки исполнены отваги, чести, но они содержат и тонко рассчитанную интригу. Вот, например, диалог Доны Анны и Дон Гуана:
Дон Гуан Что, если б Дон Гуана Вы встретили?
Дона Анна
Тогда бы я злодею Кинжал вонзила в сердце,
Дон Гуан
Дона Анна, Где твой кинжал? вот грудь моя.
Герой, отдающийся на волю возлюбленной, не лишен рыцарских чувств. Но вместе с тем это и театральный жест достаточно искушенного в любовных приключениях человека, до тонкости постигшего «науку страсти нежной». И подобно тому, как не исчезает в Дон Гуане рыцарь, в нем невольно выдает себя жаждущий победы нетерпеливый любовник.
Дон Гуан относится к своим возлюбленным как к средству утолить жаждущую наслаждений душу. Его цель — утверждение себя через чувственные удовольствия — лишена этического начала.
Сохранив традиционную развязку легенды, Пушкин придал ей многообразный смысл. Фантастическая, легендарная форма развязки символически запечатлела губительность своевольных чувств героя, в характере которого совместились холодная жестокость и наивная беспечность. Дон Гуан падает не от руки Дон Альвара, а от десницы самой судьбы, карающей преступившего человеческие законы.
Статуя Командора представляет уже не только старый мир, но и высшую справедливость.
Ни Барон, ни Сальери, ни Дон Гуан не выдерживают испытания гуманностью, и всем им свойственно индивидуалистическое сознание. Для самого Пушкина было ясно, что принять «жестокий век» невозможно и что нужно противопоставить ему иную, высокую, человеческую нравственность. На коренных ее народных началах основано «самостоянье человека, залог величия его».
Но «самостоянье человека» — не попрание общечеловеческой нравственности, а всемерная защита ее в условиях социальной несвободы.
Впрямую проблема смысла жизни, личного достоинства и чести, ответственности человека перед лицом грозной и трагической необходимости и была поставлена в трагедии «Пир во время чумы».
Ситуация в ней нарочито условна. Чума — стихийное бедствие, угрожающее жизни людей. Люди не в силах ни бороться с ней, ни спастись от. нее. Они не борются и не спасаются.
Они обречены и знают, что погибнут.
Социально-исторические приметы отступают в трагедии на второй план. Суть не в них, а в том, как ведут себя люди в трагических обстоятельствах, что противопоставляют они страху смерти. Всплывут ли низменные, жестокие инстинкты, охватит ли их паника, смиренно ли склонят они голову или встретят «одиночества верховный час» мужественно и просто?
Персонажи трагедии, исключая Священника, устраивают пиршество во время чумы. Гибнут близкие им люди, мимо проезжает телега с трупами, а они пируют.
Трагическая ситуация задана с самого начала, но исход ее далеко не предрешен.
Трагедия Каменный гость харатер образ Дон Жуана или Дон Гуан