Трагизм Демона в одноименной поэме Лермонтова
Трагизм Демона, раскрытый в последних редакциях лермонтовской поэмы, явился и продолжением использования опыта Пушкина в его объяснении судьбы романтического героя, и корректировкой образа «мятежного демона». Поэма была последним словом Лермонтова о демоне и демонизме. Опираясь на Пушкина и уточняя его воззрения, наследник Пушкина исполнял то, что не успел сделать погибший поэт.
Сказанное подтверждается использованием Лермонтовым в окончательной редакции «Демона» пушкинского решения темы Мефистофеля и Фауста. Известно, что
Пушкин еще в 1825 году, находясь в ссылке, написал первое в новом, созданном им жанре драматических сцен произведение — «Сцена из Фауста». «Сцена из Фауста» — это не переделка какого-либо эпизода из трагедии Гете, не дополнение к ней, как писали некоторые исследователи. Это самостоятельное, законченное драматическое произведение, стоящее в ряду со многими другими европейскими сочинениями о Фаусте, но сознательно соотнесенное
Пушкинская «Сцена из Фауста» — произведение также общечеловеческое, но от характера решения трагедии Фауста, от понимания им смысла жизни, от трактовки его судьбы и эволюции его убеждений веет русским духом. Впервые в истории мировой литературы Фауст был раскрыт Пушкиным реалистически. Отсюда особый смысл его соотнесения с Фаустом Гете — русский поэт объясняет характер Фауста, его идеалы, его философию жизни с позиций историзма и реализма.
Следует, однако, иметь в виду, что Пушкин к моменту создания «Сцены из Фауста» знал и учитывал только первую часть трагедии Гете, которая была опубликована в 1808 году. Вторая часть, где совершается коренное изменение убеждений Фауста, была завершена в 1831 году.
Соотнося своего Фауста с Фаустом Гете и с Фаустом других произведений, в том числе и с его двойником — Манфредом Байрона, Пушкин не ведет никакой полемики. Поэт понимал, что Фауст — это знамение времени, выражение духа современного человека. Легенда о Фаусте, а затем различные ее интерпретаторы, и прежде всего Гете, запечатлели великую переломную эпоху перехода от средневековья к Возрождению, когда личность высвобождалась от сковывавших ее сознание пут церкви и религии, мятежно отстаивала свободу, вставала на путь самопознания, руководствуясь могучими знаниями.
Фауст — носитель веры в человека, в его способность познать мир и найти столь нужную истину бытия.
Но Фауст легенды и литературных произведений о нем запечатлел и трагедию человека XVIII и XIX веков, понявшего несбыточность овладения таким всемогущим знанием даже при помощи сверхъестественных сил. Это разочарование испытывает и Фауст Гете:
Теперь конец всему: порвалась нить мышленья; К науке я давно исполнен отвращенья, Тушить страстей своих пожар В восторгах чувственных я буду, И под густой завесой чар Готов ко всякому я чуду!
С наибольшей остротой это разочарование проявилось у Манфреда, неверие которого в разум и знания повергло его в крайнее отчаяние. «Древо Знания — не Древо Жизни»,- с тоской и горечью говорит он.
Пушкину чужд скептицизм; преодолевая романтизм, он не утратил светлой веры в величие и могущество разума, в способность человека познать мир, овладеть его тайнами. Потому в своем произведении он ставит другую и крайне важную проблему: объяснить причину идейной и нравственной катастрофы Фауста, причину его разочарования в знаниях. Знание, по Пушкину,- могучая творческая сила, когда оно вдохновляет и подвигает человека на деятельность, нужную людям, но знание ложно, призрачно, когда оно подчинено целям эгоистического существования, погоне за наслаждениями.
Трагедия Фауста, по Пушкину, в сосредоточенности на себе самом, в погоне за званиями лишь для себя, для утоления своих желаний, в отделении от мира всеобщего, в презрении к людям, к их судьбам, их жизни.
«Сцена из Фауста» оказала серьезное влияние на идейное развитие Лермонтова. Решение Пушкиным общечеловеческой проблемы, раскрытие гибельности для личности эгоистического пути самоутверждения во многом повлияло на позицию Лермонтова. Овладение этим пушкинским открытием сказалось и в «Маскараде», и в еще большей мере — в окончательных редакциях «Демона».
Сильной и привлекательной стороной Демона была его жадность к знаниям, его духовная мощь, его способность и другого человека ввергнуть в «пучину гордого познанья». Но Лермонтов раскрывает эгоистическую подкладку подобного знания. Знания Демона — ложны, они даже ему не приносят счастья, не помогают жить.
Вот почему уже Арбенин-демон признается в бессмысленности своих знаний, они тягостны ему, они принесли только новые страдания. Как уже указывалось, этот мотив бессмысленности знаний был перенесен Лермонтовым и в поэму. Пушкинское открытие — обнаружение тщетности знаний, вооружавших своевольного героя,- позволило Лермонтову понять трагизм своего Демона.
Как всегда в подобных случаях, Лермонтов обнажает свою связь с Пушкиным.
Фауст Пушкина сам констатирует крах своих идеалов, своей философии, своего эгоистического овладения знаниями с помощью наук и дьявола
Трагедия Демона у Лермонтова Выражена той же пушкинской формулой:
Жить для себя, скучать собой И этой вечною борьбой Без торжества, без примиренья! Всегда жалеть и не желать, Все знать, все чувствовать, все видеть. Стараться все возненавидеть И все на свете презирать!..
Жизнь для себя рождает не только скуку, но и ожесточение. Фауст оказывается способным учеником Мефистофеля — от презрения к людям, вслед за своим учителем, он переходит к ненависти. Пушкин психологически точно и правдиво изображает неминуемый переход от скуки, равнодушия и презрения к людям — к яростной, жестокой ненависти к ним. Фауст ставит перед Мефистофелем новую страшную задачу: увидев в море белеющий парус, он требует — «все утопить».
Этим приказом и кончается «Сцена из Фауста». Мотив перехода от презрения к ненависти, к безжалостной расправе над человеком присутствует и в «Маскараде», и в «Демоне».
Трагизм Демона в одноименной поэме Лермонтова