Тяготение Брюсова к Пушкину и Лермонтову
В его дневниках 90-х годов поражает обилие противопоставлений, наметок на будущее и стоящее за этим чувство обязанности перед собой, какого-то высшего императива, о котором позже Брюсов говорил в одном из лучших своих стихотворений «В ответ» , превращая это чувство в поэтический миф:
Над Кем-то Высшим подвиг дан, И спросит властно Он отчета.
Недаром еще в юности Брюсов вспоминает очень модный в то время опубликованный в печати дневник молодой русской художницы Марии Башкирцевой, жадно наблюдавшей рост своего искусства, полной воли
Работать, писать, думать, изучать. Два дня буду работать с утра до вечера и вставать лишь затем,- чтобы обдумать какую-нибудь фразу».
И в одной из дальнейших записей девятнадцатилетний
«Юность моя — юность гения. Я жил и поступал так, что оправдывать мое поведение могут только великие деяния. Они должны быть, или я буду смешон.
Заложить фундамент для храма и построить заурядную гостиницу. Я должен идти вперед, я принял на себя это обязательство» .
Таких записей можно было бы выбрать из дневника Брюсова большое количество. Все эти мотивы Брюсов лирически обобщает в своем программном стихотворении «Обязательства» :
Я не знаю других обязательств, Кроме девственной веры в себя. Этой истине нет доказательств, Эту тайну я понял, любя. Бесконечны пути совершенства, О, храни каждый миг бытия!
В этом мире одно есть блаженство Сознавать, что ты выше себя.
Так соединялись в личности Брюсова ее «стихия» и ее воля. Но конечно, эта брюсовская стихия, его вовлеченность в поток окружавшей его жизни, определявшая поэтическое зрение молодого Брюсова, не могли способствовать подлинному сближению его с традициями русской классической поэзии. Раннее увлечение Некрасовым, о котором Брюсов говорит в автобиографии, окончилось еще в долитературный период его развития — в 80-х годах.
Тяготение Брюсова к Пушкину и Лермонтову было более глубоким и постоянным, но и они не сыграли решающей роли в оформлении его раннего поэтического мировоззрения. Надсон и поэты 80-х годов индивидуалистического склада притягивали Брюсова лишь на первом, подготовительном этапе его творческого пути и вскоре потеряли для него непосредственный интерес. Ни они, ни классики не могли полностью выразить то новое сознание личности конца века, носителем которого Брюсов себя чувствовал, и их влияние не стало для него ведущим. Очень большое значение имели для Брюсова из русских поэтов Фет, а из западных Гейне. Недаром Фета он называл своей «первой любовью» и в то время предпочитал его даже Лермонтову.
Однако и эти поэты были далеки от урбанистической основы брюсовского мировосприятия со свойственными ему темами, диссонансами и противоречиями.
(1 оценок, среднее: 5,00 из 5)Тяготение Брюсова к Пушкину и Лермонтову