Условность как основа стилевого единства комедии «Горячее сердце»

Пьеса Островского обладает несомненным стилевым единством. Драматург ставил перед собой задачу создать народную комедию, в которой «горячее сердце» столкнулось бы с сатирически осмеянным миром зла и победило в этом столкновении. На такой характер замысла указывает ряд обстоятельств. Прежде всего — название, которое как бы ] выдвигает на первый план «положительные цели» комедии, то идеальное начало, в свете которого изображаемая жизнь предстает во всем своем не благообразии, бессмысленности и даже абсурдности. Затем то обстоятельство,

что в письме Бурдину Островский пишет, как ему хочется «отделать этот поэтический сюжет как можно старательнее».

Если бы драматург считал основным содержанием пьесы разоблачение самодурства в хлыновско-курослеповской линии, то едва ли назвал этот сюжет поэтическим.

Наконец, необходимо отмстить то жанровое обозначение пьесы, которое осталось и черновике: «Комедия из народного быта с хорами, песнями, плясками в пяти действиях». Исследователи полагают, что Островский снял этот подзаголовок, так как он напоминал жанровое определение пьесы А. А. Шаховского «Двумужница», упоминаемой в «Горячем

сердце».

Может быть это и так, хотя сходство не слишком велико. Шаховской назвал свою пьесу «романтическая драма с принадлежащими к ней протяжными, плясовыми, хороводными, подблюдными и разбойничьими песнями, плясками, хороводными и святочными играми». Кроме того, в XIX веке в театральном репертуаре был распространен «водевиль из народного быта» — это, по-видимому, еще одна нежелательная для Островского ассоциация.

Но главное, как нам кажется, заключается в том, что у Островского к тому времени большинство комедий было «из народного быта», и это никак не отражалось в определении жанра. Существенным для «Горячего сердца» было бы не указание на материал, а обозначение характера представления, того обстоятельства, что пьеса опирается на народно-поэтическую традицию. Этого оттенка смысла не было в отвергнутом определении жанра, напротив — оно вызывало иные ассоциации, поэтому, видимо, и не удовлетворило автора.

Параллель с «Грозой» возникла уже у первых зрителей и критиков пьесы, и сравнения были не в пользу «Горячего сердца». Конечно, параллель! эта создавалась и поддерживалась тем, что действие протекало в привычной для зрителей Островского мещанской и купеческой среде и к тому же, по ремарке, «лет тридцать назад в уездном городе Калинове». Хотя эти «лет тридцать назад» вписаны в цензурный экземпляр Бурдиным, но ремарка вошла в текст пьесы.

Между тем из текста «нигде и ни из чего не видно, что действие происходит 30 лет тому назад».

Сцена суда Градобоева никак не приурочивает действие к определенному времени, потому что не походит на порядки официального судопроизводства в XIX веке, а может напоминать только времена воевод. Фигуру городничего, таким образом, вообще нельзя рассматривать как исторически достоверную в бытовом смысле. Зато она, конечно, сатирически достоверна, гротескно достоверна как изображение печально знаменитого русского обычая судить «не по закону, а по душе».

Это демагогическое противопоставление Островский еще раз высмеет в «Лесе», вложив его в уста Милонова, который дорогой ему суд «по душе» прямо связывает. с «благословенными» временами крепостного права.

В «Горячем сердце» отказ прикрепить действие к конкретному историческому моменту художественно значим.

Это вообще русская провинциальная жизнь, какой она была и «лет тридцать тому назад», и во времена воевод, и долго еще продолжалась. Таким образом, бурдинская вставка в конечном счете восходит, видимо, все-таки к Островскому. Во-первых, напомним, как в письме Бурдин переданы возражения цензора: «нигде и ни из чего не видно, что действие происходит 30 лет тому назад».

Значит, несмотря на отсутствие соответствующей ремарки, аргумент этот выдвигался Островским: ведь Бурдин ссылается на него как на нечто само собой разумеющееся, известное Островскому.

Во-вторых, можно напомнить, что Островский часто пользовался этой ремаркой, когда обращался к застойному, какому-то «вневременному», пли, точнее, «внепеременному» быту. Такую помету имеют его пьесы «На бойком месте» , «Пучина» , «Не было ни гроша, да вдруг алтын».

Посмотрим теперь, насколько определенно место действия «Горячего сердца».

Вероятнее всего, при работе Островский не думал, что действие происходит в Калинове. Здесь какая-то другая топография — не дали, а леса дремучие 9, никак не чувствуется Волга, хотя река и упоминается. Но самое главное — нет здесь той замкнутости мира, которая так важна в «Грозе».

Повсюду разбросаны намеки па то, что городок — часть чего-то, похож на другие места, идея множественности таких городков важна в «Горячем сердце» . Хлынов говорит калиновцам, что городничих-то много, подробно рассказывает о своих отношениях с губернатором. В эпизоде с векселями и взысканием денег Градобоев говорит о переводах из всей России. Вася упоминает о своей поездке в Москву между прочим, как о чем-то вполне обыденном.

И это очень непохоже на рассказы Феклуши, воспринимаемые ее слушателями как нечто фантастическое, вроде путешествий на Луну.

Сходство этого Калинова и того, первого из «Грозы», — не топографическое, хотя бы и в художественном смысле. Это сходство основано на известной условности художественного мира комедии. В обеих пьесах русская жизнь дана в таком обобщении, которое выходит из границ бытовой житейской конкретности.

Но по сравнению с «Грозой» в «Горячем сердце» все чуть более сдвинуто от бытового правдоподобия в сторону условности. В «Грозе» быт очень правдоподобен, а выход за рамки бытовой пьесы определяется всепроникающей символикой, как бы приподымающей события над их заурядным житейским значением. В «Горячем сердце» бытовое правдоподобие иллюзорно.

Все проявления застойного купечески-мещанского житья гротескно преувеличены. «Модель» собственно калиновской жизни представлена домом Курослепова, в его отношениях с подчиненными и с «администрацией» города — Градобоевым. Это, так сказать, норма жизни богатого калиновского обывателя. Но эта норма очень далека от натуралистического правдоподобия, и прежде всего благодаря гротескному преувеличению в изображении Павлина Павлиныча Курослепова.

Своеобразнейшей чертой сатирического гротеска Островского было то, что, чем гротескней тип по существу, тем он живей и реальней. Это свойство совершенно сбило с толку первых критиков пьесы, упрекавших Островского одновременно и за карикатурность Хлынова, Курослепова и за фотографичность, «натурализм» этих персонажей.




Условность как основа стилевого единства комедии «Горячее сердце»