«Вечный ропот человека» в поэме «Мцыри»
В структуре поэмы наличествует не явно выраженный, но многое определяющий диалог автора и героя, создающий в совокупности с другими видами диалогичности «большой диалог» поэмы. В этом плане многозначителен эпиграф к поэме, высвечивающий многообразие ее социально-исторического, гуманистического содержания. Эпиграф представляет собою видоизмененную цитату из Библии: «Вкушая, вкусил мало меда, и се аз умираю».
Даже вне контекста библейской легенды эпиграф, «переговариваясь» с текстом поэмы, дает целый пучок смыслов.
Один
И освободил народ Ионафана, и не умер он». «Земной мед» обретает в межтекстовом диалоге значение не просто земных благ, но и их «заклятой» запретное, становится символом ограничений, устанавливаемых человеку религией, официозной моралью, деспотической властью.
Эпиграф, с одной стороны, подчеркивает несправедливость запретов, ограничивающих полноту земной человеческой жизни, а с другой — законность протеста против всех земных и небесных «заклятий», превращающих человека в покорного исполнителя чужой воли и чуждых ему законов. С огромной трагической силой в поэме как бы утверждается: «И не освободил народ Мцыри, и умер он». Но в этом нет вины народа, как нет вины и. героя. Тут скорее их беда: они пребывают в насильственном отрыве друг от друга. Мцыри рвется на родину, к своему народу, но не находит пути к нему, и в этом один из истоков его трагической обреченности.
Тем не менее даже на пороге смерти он не отказывается от верности свободе, своему народу.
Полифонически многозначно соотносятся между собой и авторское вступление к поэме с исповедью героя. Если эпиграф напоминал о временах библейско-легендарных, то в первой строфе пролога говорится уже о реально-достоверной, хотя и «седой» старине — об истории древнего монастыря, многострадального грузинского народа, воссоединившегося с Россией и тем самым упрочившего свою безопасность. Вторая же глава пролога переводит повествование из общеисторического плана, предмет которого — судьба государства и народа, в план индивидуально-личностный. Здесь излагается «история» судьбы конкретного человека — Мцыри. Поэт движется последовательно от большой к малой истории, а от нее — к отдельному человеку, песчинке истории.
В исповеди «история души» героя раскрывается как особая «малая вселенная» личности, в ее автономности и вместе с тем зависимости от «большой вселенной».
Двойной взгляд поэта на своего героя, извне и изнутри, сближает и разделяет его с ним. Сочетание в авторской точке зрения «телескопического» и «микроскопического» рассмотрения героя придает его изображению смысловую масштабность и глубину. Соотношение правды «цветущей Грузии» и судьбы Мцыри, успехов «цивилизации» и трагедии отдельного человека в поэме Лермонтова в известной мере перекликается с «оппозицией» правд Петра и Евгения в «Медном всаднике» Пушкина.
Ни Пушкин, ни Лермонтов не имели готовых рецептов по согласованию этих антиномически связанных правд.
Трагизм Мцыри не только в том, что он не находит конкретного пути, ведущего на родину, к свободной, «естественной» жизни, но и в том, что такого пути нет вообще, ибо нет возврата назад — к историческому прошлому. Как и в «Демоне», Лермонтов в поэме «Мцыри» запечатлел «вечный ропот человека». Сравните слова Мцыри: «Мне внятен был тот разговор, немолчный ропот, вечный спор»), его вечный поиск, неустанную борьбу за созидание и утверждение в себе и в мире высших человеческих ценностей, исторически накапливаемых и передаваемых как эстафета — от «человека к человеку, от поколения к поколению, от эпохи к эпохе.
«Вечный ропот человека» в поэме «Мцыри»