Характеристика образа Энея как античного эпического героя
Взгляните на фигурную композицию «Бегство из Трои», известную еще под названием «Эней с Анхисом на плечах». Фигурному изображению соответствуют стихи 559-567, 707-729 книги II поэмы Вергилия «Энеида». Исследователь творчества Вергилия В. Топоров считает, что «в связи с той независимой игрой, которую вели естественно-семейное» и «действенно-историческое» начала, и в силу тех чудных конфигураций, которые в результате перекрещения и наложения этих рядов возникали, Эней оказался в особом состоянии, которое требовало от него соответствующей
Особенность этого состояния в центральности Энея. С одной стороны, он был посредине того отрезка семейного потока, который соединял людей разной судьбы и жизненного опыта, как отец Анхис и сын Асканий.
С другой стороны, он оказался в центре событий, где сходились линии прошлой троянской истории и будущей римской судьбы. Только Энею был лично и истинно жизненно знаком как «троянский», так и «итальянский» опыт, между которыми образовалась трещина, которая угрожала гибелью каждому, кто старался соединить две настолько не похожие друг на друга половины.
Анхису не было дано вступить на землю Италии, и только в Энее был воплощен дефицит жизненных опытов его сына и отца, только он лично познал единство этих двух опытов, осознанных как один интегрированный опыт, который был сознательно усвоен Энеем и который в значительной мере составил его личность. В начале все было иначе, и в центре было преимущественно «личное».
Три ближайшие фигуры определяют для Энея это личное — отец, сын, жена. И из них — главная, в решающий момент, когда решалась судьба Трои, почти исключительная забота, и главная задача вырастает из ситуации, связанной с ними же во время гибели Трои. Эта задача открывается ему извне и будто неожиданно… Но в этот момент Эней способен осознать лишь обреченность ситуации, и не способен принять правильное решение. Первое стремление — горячечное: броситься в битву, чтобы погибнуть — «Оружие, эй, оружие давайте, мужи, так как последний час бьет нам»…, — оно могло принадлежать человеку, который сознает конец лишь своего состояния, и даже угроза жизни близких воспринимается им через свое личное — других, он будто готов забыть.
Но Креуса своевременно напоминает мужу о его обязанности — также личной, но уже такой, которая перерастает или готова перерасти в надличностное, по меньшей мере в семейное, домашнее — «….первое — этот дом защищай.
Так как на кого же маленький Иул наш, отец и, что когда-то была женщиной у тебя, останутся?». Однако увидев знамение — венцов света над головой Иула, скажет чуть позже Анхис — «небесным родителям», богам, но, бесспорно, и сыну: «Родные боги, я уже не медлю, и где зовете, иду я. Дом этот спасите, спасите внука. Это ваше знамение. Троя — в вашей опеке. Тебе уступаю, мой сын, и не откажусь идти за тобой как верный товарищ».
Креусе здесь уже будто и нет места : свое дело она сделала, и она под смертельной угрозой. Эней откликнулся на эти заклинания, и вот — ноша — отец на плечах сына, в правой руке — рука его сына, Аскания, который следует за отцом неуверенными шагами, а позади, отставая, — Креуса. Она — вне семейного контекста, ей не определено судьбой быть спутницей мужа в его новой жизни, и ее призрак тает в тонком воздухе.
И Асканий — внутри этого семейного контекста, точнее — на острие стрелы, направленной в будущее этого рода, и поэтому о нем заботятся не только Эней и Креуса, а и Анхис и, более того, сами боги — не только родная ему Венера, а и Меркурий, который напоминает позднее, в другой ответственный момент, Энею о Аскании: «Что же, когда, совсем тебя уже не влечет тех подвигов слава и потрудиться не хочешь уже, чтобы ту славу получить, то вспомни, что Асканий растет, твой потомок, будущий твой наследник Иул, которому в Италии царство и римская принадлежит земля». Так постепенное личностное перерастает в личностно-семейное, которое должно в свою очередь перерасти в то надличностное и надсемейное начало, которое в будущем должно завершиться Римом и римской славой. Растет род, и согласно ему возрастают задачи, обязанность, чувство ответственности и знание — осознание всего этого, неотделимое в своих истоках от рождения.
Но чтобы начать путь в будущее, Эней должен еще раз притронуться к прошлому, взглянуть на него так, чтобы запомнить навсегда и позволить этому зрительному образу войти в память сердца, не отбрасывать прошлого, не отрекаться от него, а помнить его, принимать его в свое состояние и будто сызнова, когда нужно, — обращаться к этому прошлому.
Главная идея, заложенная в изображении щита Ахилла, — это идея мира в противоположность войне, которая противоречит самой природе жизни. Главная идея, заложенная в изображении щита Энея, — это идея восхваления Рима и современного Вергилию правителя Октавиана Августа). Образу Энея присущи черты, не характерные идеальному эпическому герою. Он — «человек Судьбы».
Ему присущи внутренние противоречия между личными чувствами и покорностью воли богов, любовью и обязанностью, от природы миролюбивым характером и необходимостью выполнять то, что определено судьбой. Он мудрый политик. Вергилий сознательно раскрывает несовершенства и ошибки главного образа поэмы.
Это очень полезно. Ведь читателя Эней интересует не только сам по себе, а большей частью как и отображенный в нем определенный «исторический» тип человека, особая разновидность ментальности, в которой «человеческое» и «сверхчеловеческое», судьба не только не исключают друг друга, а и сотрудничают между собой, выстраивая тот новый тип, который более всего продвинулся на пути к формированию личности.
Каждый случай сохранения человечности и ее рост даже во время выполнения «сверхчеловеческих» задач вселяют уверенность в том, что человечность не подлежит преодолению или уничтожению, что она является важнейшим ракурсом человека, опорой его существования и гарантией духовного роста. Если человеку свойственно ошибаться, то Эней, безусловно, человек. Он имеет и чувствительную человеческую душу. Ключевые события — бегство из Трои, прощание с Дидоной ради «лавинийских» берегов Италии, встреча с покинутой любимой в царстве мертвых — не только воссоздают основные черты «персонологичного» типа Энея, его возможности поведения, стереотипов и сам выбор их при конкретных условиях, а и «личное поведение». Они помогают создать Энея — его поведение и его «персонологичный» тип, ненавязчиво готовя изменения в них.
Ключевой момент, который отделяет жизнь Энея прошлого от Энея настоящего, — встреча с отцом в царстве мертвых.
Не случайно там же он в последний раз видит и Дидону. Эти две встречи соотнесены одна с другой по принципу контраста. Первая — о прошлом, о разрыве и его последствиях, вторая — о будущем и торжестве верности. Первой встречи не ждали уже ни Эней, ни Дидона.
Вторую ждал Эней, и на нее надеялся Анхис. Первая оставила горький осадок и осознание неотвратимости и неизменности того, что произошло, после второй еще не до конца понятны определения судьбы и воля богов впервые приобрела целиком конкретные очертания и «любви к будущей славе».
Эней впервые зримо увидел свою цель и знал теперь, что нужно делать, в чем заключается его обязанность и счастье. В Энее сливаются личностное и государственное, что делает его новым человеком, а затем и трансформирует образ Энея как античного героя эпоса в образ политика, государственного мужа. В этом, безусловно, проявилось авторское новаторство Вергилия.
Характеристика образа Энея как античного эпического героя