Художественные образы в романе-сказке «Город трех Толстяков»
Эта поэма могла подействовать сильнее на воображение читателя, чем та единственная фраза, которую придумал сказочник: «Десять пчел слетелись к пирожным, приняв их за цветы». Все остальное пусть нам подскажет воображение: какой привлекательный вид имели пирожные наследника Тутти, какой заманчивый запах и волшебный вкус. И поваров, приготовивших эти прекрасные пирожные и много других не менее вкусных лакомств, сказочник изобразил именно так, как их представляет себе самый юный читатель книги. Ведь для ребенка в профессии повара что самое
Это главное и надо попытаться изобразить. С этого главного надо начать. И вот в толпе, собравшейся поглядеть на чудесную куклу наследника, стоят повара.
Вы их сразу узнаете. Они стоят, растопырив свои пятерни, с которых, как клей с веток, стекают сладкие красные соки или коричневые жирные соусы.
Придет время, и на смену сказочному повару явится вполне реальный, о котором уже будет известно очень многое. Например, что у повара есть семья и что в последнее время на работе ему не везет: плита неисправна и дымит, рецепты приготовления блюд он путает и перевирает, торт
Тут я пересказываю мысль замечательного писателя Бориса Житкова. Правда, в его статье «Что нужно взрослым от детской книги» примера с поваром нет. Там для примера взяты дом, бык, солдат, вор. Но суть всякий раз остается неизменной: ребенок знает, что главное, и всегда с главного начинает, а остальное — к главному пририсовывается, и то лишь для пользы главного. Так ребенок рисует штык, а потом к нему пририсовывает солдата.
Причем штык всегда вдвое выше солдата. Так он рисует нечто мутное, без головы, и это мутное, расплывчатое окажется вором, потому что воры только ночью бывают и в темноте их плохо видно. Так рисует слона. На целой странице не уместить, потому что, как написано у Маяковского: «Даже ихнее дитя ростом с папу нашего». Опять вернемся к повару.
И его ребенок рисует так, чтобы сразу было видно главное: сладкое, вкусное. Большой торт и маленький повар, или, как у Олеши, растопыренные пятерни, с которых стекают сладкие красные соки. Это детская точка зрения на мир, детская манера восприятия, пусть еще наивная, одноилаиовая.
Но ее не может не учитывать ни один писатель, пишущий для детей. И она таит в себе огромные выразительные возможности…
Прежде Чем распрощаться с «Тремя Толстяками», заглянем напоследок в черновики романа. Сохранилось несколько вариантов истории продавца воздушных шаров. Этот черствый, глупый и трусливый человек доставил, оказывается, сказочнику немало хлопот.
Во время полета продавца над городом Олеша собирался разлучить его с шарами. Он писал:
«Уже дворец вырос на расстоянии нескольких саженей от продавца; еще несколько секунд, и он влетел бы в широчайшее распахнутое окно, но вдруг сильно рванул ветер, и шары, бешено завертевшись, взлетели на большую высоту.
Продавец не выдержал такого толчка, его руки разжались и выпустили веревку.
У него захватило дух, в ушах засвистело, волосы, подхваченные ветром, взорвались, как бочка пороху, и он шлепнулся с высоты прямо на крышу дворца». Вслед за этим говорилось, что шары, «потеряв довольно солидный вес продавца, унеслись в сверкающее небо» и что некий студент, увидев высоко-высоко кучу шаров, принял их за новую породу птиц. На эту тему он даже написал целое сочинение, которое представил доктору Гаспару Арнери. Но доктор высмеял сочинителя. Бедному студенту осталось только одно: положить сочинение под ножку стола, чтобы он не качался.
Сама по себе эта страничка получилась довольно забавной. Однако она замедляла стремительный бег сказки, уводила в сторону от главного. Перечеркнув страничку, писатель возвратился непосредственно к злоключениям продавца. В новом варианте воздушное путешествие протекало уже не столь гладко. После того как со своими шарами продавец опустился на крышу дворца, вдруг налетел новый порыв ветра.
Шары рванулись вперед и сели с размаху на дерево.
«Закачались ветви, запрыгали листья, как салат, поднятый на вилку, посыпались белые цветы, усилив в десять раз сладкое, головокружительное благоухание. Куча шаров и продавец повисли на дереве. Продавец обрадовался: — По крайней мере отдохнут руки. Ффу!.. Теперь уже не надо висеть на вытянутых руках».
После некоторых раздумий писатель решил вовсе не разлучать продавца с шарами и рассказ об исходе полета завершил одним коротким абзацем, который и остался в романе. «Приближалась роковая минута: продавец направлялся к раскрытым окнам дворца. Он не сомневался, что сейчас влетит в одно из них, точно пушинка».
Так оно и случилось. Все вы хорошо помните, конечно, что продавец влетел в окно дворцовой кухни. А это повлекло за собой кардинальные изменения сюжета. В черновиках романа продавец, очутившись без шаров на крыше дворца, подполз к самому краю карниза и стал смотреть вниз.
А внизу, на внутреннем дворе, в это время Три Толстяка судили тех, кто вчера восстал против их власти. Мы уже знаем, что в сказочной, причудливой книге Олоши восстание городской бедноты изображалось всерьез, а не понарошку. Однако же сцена допроса Проспоро, написанная как бы совсем в ином ключе, выпадала из стиля книги, неожиданно заставляя вспомнить страницы из исторических романов Виктора Гюго.
Да и сидящий на крыше продавец воздушных шаров оказался персоной скованной, бездейственной и, следовательно, довольно скучной.
Решение, на котором в конце концов остановился Олеша, возвращало читателя в мир фантазии и игры. Засадив продавца воздушных шаров прямо в праздничный торт, он заставляет его с высоты этого трона наблюдать за всем происходящим в зале, тогда как над самим незадачливым продавцом воздушных шаров то и дело угрожающе нависают ножи и вилки собравшихся на парадный завтрак обжор. Сюда в зал приводят из железной клетки и оружейника Проспоро, чтобы показать его гостям Трех Толстяков.
При этом сказка сохраняет весь свой причудливый и сказочный колорит: в торте сидит продавец воздушных шаров. За столом, при виде Просперо, самый богатый мельник страны от страха падает в обморок, носом прямо в кисель. Даже Три Толстяка в ожидании появления своего пленника как будто бы слегка худеют. А сам оружейник Просперо, огромный, могучий, одновременно похож и на поэтического героя сказок, и на доподлинного вожака восставших бедняков.
И уж, во всяком случае, гневные слова Просперо о нищете и бедствиях народа волшебной страны Трех Толстяков перенесут нас из мира сказки в реальный мир.
Я привел этот пример для того, чтобы показать, как взыскательно, следуя хорошо осознанным творческим задачам, молодой писатель отнесся к работе над своей первой и, как оказалось, единственной, к сожалению, книгой для детей. Но то была отличная школа. После «Трех Толстяков» Олеша написал книги для взрослых — роман «Зависть», сборник рассказов «Вишневая косточка», автобиографические заметки и размышления «Ни дня без строчки».
Однако если бы мы захотели определить корни творчества Олеши, на всю жизнь сумевшего сохранить память детства, первоначальную свежесть и непосредственность восприятия мира и самый этот мир видеть волшебно преображенным, трудно, да попросту и невозможно было бы обойти молчанием «Трех Толстяков». Впрочем, это уже тема другого сочинения.
Художественные образы в романе-сказке «Город трех Толстяков»