Юбилейное
Поводом для создания стихотворения «Юбилейное» явилась 125-я годовщина со дня рождения А. С. Пушкина. Произведение написано в форме разговора, беседы — исповеди. К этой особой жанровой поэтической форме — «разговора», «беседы», «послания», «письма», «размышления», — существенно обновленной по сравнению с предшественниками — поэт стал обращаться особенно часто во второй половине 1920-х годов. Манера разговора с классиком в «Юбилейном» — не задиристая, но и не юбилейно — восхваляющая. Тон беседы вежливый,
Время действия в стихотворении — ночь, традиционная пора различных превращений и приключений. Это позволяет поэту реализовать фантастический сюжет встречи с живым Пушкиным. Но Маяковский не совершает классического путешествия во времена своего собеседника, а наоборот, Пушкин перемещен им из XIX в XX век.
Круг вопросов, по которым поэтам «при жизни» «сговориться б надо», достаточно широк, что рождает своего рода полисюжетность стихотворения.
Один из таких мотивов — мотив любви. Поэт заявляет, что он
Теперь
Свободен
От
И от плакатов.
Шкурой
Ревности медведь
Лежит когтист.
Лежащая «медвежья шкура» — это символ закончившейся, умершей любви. Любви, которая в поэме «Про это» олицетворялась страдающим, ревнующим, живым медведем. Теперь это лишь мертвая шкура.
Теперь все это в прошлом. Применительно к Пушкину при обсуждении любовной темы возникают имена и литературных героев — Онегина, Татьяны, Ольги, — и реальных «охотников до наших жен»: «Сукин сын Дантес! / Великосветский шкода…» Другая сюжетная линия связана с разговором о славе, вечности, этическом бессмертии, о памятнике, монументе как олицетворении этого бессмертия:
Я люблю вас,
Но живого,
А не мумию…
Заложил бы
Динамиту —
Ну-ка, дрызнь!
Ненавижу
Всяческую мертвечину!
Важнейшим видом преодоления смерти становится, по Маяковскому, книга. Книга, как одно из перевоплощений ее создателя, поэта-человека, во всей его духовной и физии — ческой «материальности». Книга обозначает жизнь поэта «после смерти». В пространстве и времени библиотеки:
После смерти
Нам
Стоять почти что рядом:
Вы на Пе,
А я
На эМ…
Установив рамки нового алфавита и поэтическую иерархию, начинающуюся именем Пушкина, Маяковский проводит шутливый смотр русской поэзии. При этом им оригинально обыгрываются говорящие за себя фамилии классиков и современников. Так рождаются остроты и каламбуры.
Державин осмысливается как законодатель эстетической власти и одновременно державный, государственный поэт. Некрасов — как опровержение собственной фамилии. Надсон же отправляется «на Ща», по-видимому, потому, что навевает «сон» . Прямое отождествление фамилии и содержания, как ни то ни се, «морковный кофе», представлено поэтом Безыменским. В целом Маяковский жалуется Пушкину, что «чересчур / страна моя / поэтами нища», а от многих поэтов-современников «от зевоты / скулы / разворачивает аж!..» Еще одна линия беседы — это определение места и участия живого классика Пушкина в поэтической жизни XX века. Ясно, что писать стилем и стихом Пушкина со всеми его особен-ностями в XX веке уже нельзя. Представляются устаревшими и многие пушкинские темы. Но для Маяковского несомненна и современность классика, актуальность его творческого наследия.
В конечном счете в художественном мире «Юбилейного» торжествует жизнь. Жизнь заявляет о себе самим фактом «существования» поэзии, которая неподвластна смерти. С уходом Пушкина поэтическое слово не исчезло, поэзия не остановилась. Тайна же встречи Маяковского с живым Пушкиным рассеивается под воздействием дневного света:
Ну, пора:
Рассвет
Лучища выкалил.
Как бы
Милиционер
Разыскивать не стал.
На Тверском бульваре
Очень к вам привыкли.
Ну, давайте,
Подсажу
На пьедестал.
Фабула стихотворения завершается событием, противоположным завязке сюжета. Вначале Пушкину помогали сойти с пьедестала, что означало возвращение классика в жизнь без «хрестоматийного глянца». В финале Пушкин «подсаживается» на пьедестал, но это пьедестал не «мумии», а живого классика.
Юбилейное