«Записки охотника» и их место в русской литературе

Немаловажными оказались издания и для истории русской литературы, в частности для истории распространения «Записок охотника» среди русских читателей. Еще не обращалось внимания на тот факт, что наиболее широкое распространение и популярность этой книги Тургенева в различных западноевропейских литературах. Сам Тургенев не случайно очень интересовался впечатлением, которое произвели «Записки охотника» именно в этих странах,- по известности критиков, впервые обративших здесь на «Записки» свое сочувственное внимание, и благодаря

возможности лично содействовать правильному истолкованию своей книги.

Мы попытаемся ниже восполнить некоторые пробелы из истории быстротой победоносного распространения «Записок охотника» за рубежом, не претендуя, однако, на исчерпывающую полноту; дальнейшее изучение этого вопроса, безусловно, необходимо, но оно потребует еще многих продолжительных совместных усилий, прежде чем интересующая нас сложная и оживленная картина сможет предстать перед нами во всей своей пестроте и яркости, но с четко выделившимися основными образами ее переднего плана.

В литературе о Тургеневе сложилось убеждение,

что впервые его заметили во Франции. Бесспорно, что первым французским переводам «Записок охотника» принадлежала решающая роль в деле распространения этой книги по всему миру; это объяснялось не столько повсеместной распространенностью французского языка в середине XIX в., сколько центральным положением и той важной ролью, которую передовая французская литература этого времени играла в мировом литературном процессе, пока позднее она не уступила этой роли литературе русской. Книга, переведенная на французский язык и получившая одобрение французской критики, могла рассчитывать на то, что она всюду будет замечена; французские журналы читались в Старом и Новом свете; С французского нередко делались переводы иностранных книг и на другие языки на Западе и на Ближнем Востоке.

О появлении в Париже в 1854 г. первого французского издания «Записок охотника» в переводе Э. Шаррьера ранее других в русской печати сообщил тот же Видерт и нужно думать, что от него именно и сам Тургенев получил этот перевод. Сохранилось письмо Тургенева к Видерту из Петербурга, посланное в Берлин 5 апреля 1855 г.; это письмо удостоверяет, что Тургенев дорожил сведениями о. судьбе «Записок охотника» за рубежом, которыми делился с ним Видерт: «Я еду завтра в деревню…- и только вчера получил Ваше письмо,- писал Тургенев.- Благодарю за присылку рецензий, которые только уже слишком лестны — должно приписать это новости предмета и представляемого быта. Некрасов; теперь у себя в деревне — в мае будет у меня, а осенью непременно приедет заграницу. С ним я перешлю Вам все обещанные книги.

Оказия, на которую я надеялся — лопнула, да и вообще теперь трудно что-нибудь переслать. Вот если мир сделаем — другое дело! Но это все во мраке будущности.

При оказии пришлите 2-ю часть Вашего перевода на имя Панаева. Пишите ко мне и я буду писать к Вам. Кланяйтесь всем добрым знакомым, не забывая Пича…»

Дружеский тон этого письма, благодарность за оказанную Видертом услугу, упоминание общих друзей, интерес к немецкому переводу «Записок охотника» подтверждают, что Тургенев был широко» посвящен в литературные замыслы Видерта и хорош;) знал историю давно подготовлявшегося им первого немецкого издания «Записок охотника». Больше того, есть все основания предполагать, что Тургенев был высокого мнения об этом переводе, отличавшемся действительно значительными литературными достоинствами.

Запись от 6 августа 1856 г. в дневнике Фарнгагена гласит: «Иван Тургенев пришел ко мне в сопровождении Видерта,- добро пожаловать! Он еще сегодня отправляется дальше, в Париж, затем в Рим. Рассказывал о себе, о своем месячном аресте и двухгодичной ссылке, вызванной появлением «Записок охотника». Дал подробные сведения о состоянии России.

Два основных вопроса — рост сектантства и крепостное право… Император Николай, ограниченный и жестокий, был по природе своей сущим полицейским агентом. Характер его правления, мучительное распадение, гниение государства» и т. д. Сходные пояснения к «Запискам охотника», без сомнения, давал и сам Видерт своим немецким литературным друзьям.

Несмотря на все это, перевод «Записок охотника», сделанный Видертом, не сыграл той общеевропейской роли, па которую, невидимому, надеялся переводчик: ведь как-никак, Видерт первый осуществил перевод этой русской книги, и этот перевод удался ему и заслужил одобрение. Причины того, что этот перевод не был достаточно оценен, были общего свойства:; ОНИ уже указаны были выше. Значение видертовекого перевода, удерживавшееся ряд лет в немецкой литературе, было исключительно местное.

Гораздо более сильное внимание к себе во всей Европе «Записки охотника» вызвали тогда, когда в том же 1854 году в Париже они вышли во французском переводе. С немалой» вполне естественной досадой Видерт ознакомился с этим переводом, Э. Шаррьера, которому уготована была более-блистательная судьба: «Я рассматривал перевод Шаррьера м, к сожалению, на каждой, странице должен был убедиться в том, что переводчик решительно не был в состоянии передать это сочинение»,- писал Видерт в корреспонденции «Московских ведомостей», сообщая, кстати, и образцы из того «вздора», которые по поводу этого перевода писали некоторые французские литераторы.

Первый перевод «Записок охотника» на французский язык появился в Париже лишь в апреле 1854 года под измененным заглавием и без имени Тургенева на обложке и титульном листе книги. Это был заслуживший печальную известность в России перевод Эрнеста Шаррьера: «Воспоминания знатного русского барина или картина состояния дворянства и крестьянства в русских провинциях в настоящее время».

Имя Тургенева, впрочем, было названо переводчиком во «Введении», где Шаррьер писал: «Предлагаемая читателю в переводе книга Ивана Тургенева была напечатана на русском языке в Москве в 1852 году под заглавием «Записки охотника», которое мы сочли необходимым изменить. Если в нашем переводе книга стала называться «Воспоминаниями знатного русского барина», то это сделано для того, чтобы этим заглавием придать ей характер свидетельства русской аристократии относительно действительной ситуации в стране, где она господствует» и т. д.

Интересно отметить, что инициатором ее был именно Шаррьер. Выпустив свой перевод «Записок охотника», он тотчас же отправил экземпляр книги Мериме с просьбой Откликнуться на нее в печати; такую статью Шаррьер считал для себя не только лестной, но и особо важной для успеха его издания: Мериме уже пользовался широкой известностью во Франции не только как писатель, но и как переводчик Пушкина и Гоголя. Ответное письмо П. Мериме к Э. Шаррьеру датировано 20 мая 1854 г. «Я прочел с большим интересом Ваш перевод «Записок охотника»,- писал Мериме,- и благодарю Вас за то, что Вы дали мне возможность познакомиться со столь замечательным произведением…

Лишь только я смогу располагать небольшим досугом, я предполагаю написать его критический разбор для «Ревю дэ де Монд» и сказать там все то хорошее, что я думаю об этом произведении».

Сдержать свое обещание Мериме смог лишь месяц спустя: в номере от 1 июля 1854 г. указанного журнала появилась его статья о «Записках охотника», озаглавленная «Литература и крепостное право в России». Статья эта принадлежала писателю, имя которого говорило само за себя, и не могла не привлечь к себе самое широкое внимание. Правда, и она не свободна еще от некоторых тенденциозных преувеличений военного года, поскольку автор хотел сделать ее острой и политически актуальной для современных ему французских читателей.




«Записки охотника» и их место в русской литературе