Зрелище образов в ранней лирике В. Маяковского
Я поэзии одну разрешаю формулу:
Краткость, точность математических формул.
В. Маяковский
Есть стихи, в которых простое и сложное друг от друга неотделимы, друг другу не противоречат. Из простого складываются сложные и серьезные мысли. А сложное в каждом отдельном проявлении кажется не таким уж сложным.
Спросим: сложный ли поэт Маяковский?
Кто скажет — сложный, кто — простой. А на самом деле — простой и сложный одновременно. Я буду говорить не обо всем Маяковском. Мне хочется найти код его жизни.
Или скажем так: научиться
Задача на первый взгляд не сложная. Герой Маяковского не прячется в искусно нарисованный пейзаж или за сценой. Он выходит на самое видное место и говорит о себе громко и прямо. «Эй, вы!
Небо! Снимите шляпу! Я иду!» — слышим мы повелительный голос.
С самого начала — уже в первых стихах и книгах — задан этот масштаб: «Рядом луна пойдет — туда, где небосвод распорот. Поравняется на секунду, примерит мой котелок». Шаг поэта но знает расстояний, одним махом достигая луны.
Далее
Человек поставлен у Маяковского лицом к лицу с человечеством, с Землей, с космосом. Все остальное измеряется этими грандиозными масштабами.
Мир, солнце, звезды, кометы у Маяковского не отвлеченные и далекие понятия. Это как бы существа, соизмеримые с человеком или подвластные ему, находящиеся у него в подчинении.
Отношение человека к ним свободное, повелительное, далее небрежно-снисходительное.
Вот он на улице: «Я вышел на площадь, выжженный квартал надел на голову, как рыжий парик». Заметим, что не улица поглотила человека, а он целый квартал нахлобучил на голову и пошел, как его хозяин.
Ho что квартал! «…B небе, лучик сережкой вдев в ушко, звезда, как вы, хорошая, — не звезда, а девушка». По старым литературным традициям любимую сравнивали с луной, звездой, солнцем. Для Маяковского звезда — хрупкая девушка.
Он ощущает ее как свою спутницу, идущую рядом.
Л в поэме «Облако в штанах» маленькая сценка являет уже острый конфликт. Из сигарного дыма, похожего на ликерную рюмку, вытягивается пропитое лицо поэта богемы, любимца непритязательной развлекающейся публики. Герой с презрением бросает слова: «Как вы смеете называться поэтом и, серенький, чирикать, как перепел!»
И тут уже поэт показывает иные принципы, иные отношения с миром: «…уйду я, солнце моноклем вставлю в широко распространенный глаз». Настоящий поэт на свет смотрит не через ликерную рюмку, а через солнце! Его зрение открывает дальние миры. Оно щедро одаряет читателя: «… хотите, из правого глаза выну целую цветную рощу?!»
Поэт может сотворить новую жизнь, дать ей форму и название. Материал для его творения — весь мир.
Маяковский, на мой взгляд, так и поступает. Он всю Вселенную называет человечьим именем. Все ее немыслимые пространства и объемы примеряет к человеку, помещает в его душу, освещает его жизнью.
Луна для него — «жена моя. Моя любовница рыжеволосая».
Один из героев трагедии «Владимир Маяковский» говорит: «Мы солнце приколем любимым на платье, из звезд накуем серебрящихся брошек «.
Почти то же обещает и сам поэт в стихотворении «Мы»: «Перья линяющих ангелов бросили любимым на шляпы, будем хвосты на боа обрубать из комет»…
Чтобы проникнуть в поэтический мир Маяковского, надо научиться «читать» эти образы. Мало представить эти грандиозные зрелища. Мало удивиться фантастической красоте и смелости.
Надо еще установить их значение. He только оценить эмоциональный напор — то, что сказано — это вызывающе, дерзко, по-своему красиво и необычно, — но понять, что именно хотел сказать Маяковский, какая мысль его занимала и мучила, когда он это писал. Иными словами — понять общий принцип.
Если говорить совсем точно — отношение к жизни.
Вдоволь насмотревшись, вдумаемся в эти фантастические картины.
Если б был я маленький, как Великий океан, —
На цыпочки б волн встал, приливом ласкаясь к луне бы.
Где любимую найти мне, такую, как и я?
Такая не уместилась бы в крохотное небо!
Герою Маяковского кажется, что он больше Великого океана. Вся его ранняя лирика и поэмы построены на гиперболах. В том же стихотворении гиперболы следуют одна за другой: «О, если б я нищ был!
Как миллиардер!», «Если б мне быть косноязычным, как Данте или Петрарка!», «О, если был я тихий, как гром»…
То есть понимайте так: он богаче миллиардера, красноречивее Данте и Петрарки, громче грома… Фантастично!
Как видим, Маяковский не вникает в подробности быта, в психологические оттенки. He рассматривает развитие чувства словно под микроскопом. Его воображение захвачено космическими масштабами.
И оттого он так укрупняет, гиперболизирует чувства.
Человек для Маяковского — в центре мира. Он связан с самыми крупными его явлениями. Он не разменивается на мелочи, не погружается в частности. Он живет Главным. Живет жизнью общечеловеческой, мировой, космической.
И тем самым равен Вселенной. Жаждет помериться с нею силами. Противостоит мировому злу и всегда готов сразиться с ним — «величайший Дон Кихот!»
Можно ли представить такого человека? Живой ли он? He выдумка ли это?
Ведь сколь ни будет человек могущественным, ему все равно не носить в глазу солнце вместо монокля. И не выковать из звезд брошки. Или этот призыв: «Люди! Будет!
На солнце! Прямо! Солнце съежится аж!» He съежится, конечно. Есть и более решительные заявления: «Через секунду встречу я неб самодержца — возьму и убью солнце!» Чтоб досадить «Богу» убить солнце!
Возможно ли?
Мне представляется, что это гиперболы, то есть художественные преувеличения, которые должны показать могущество человека, его высокое предназначение и место в жизни.
В космосе Маяковского, в его сверхмогущественном герое нам предстоит найти оценить живого человека. И если его не окажется, то вся эта феерия — волшебное, пышное, красочное зрелище — ничего не значит. Будем дальше вчитываться в гиперболы и метафоры Маяковского.
Попробуем найти «шифр» к их разгадке.
Зрелище образов в ранней лирике В. Маяковского