Анализ лирики Твардовского А. Т
С годами в творчестве Твардовского все большее место занимает лирика. Его стихи 30-х гг., составившие так называемую «Сельскую хронику», были еще продиктованы, как беспощадно определил позже в дневниках он сам, «восторженной и безграничной верой в колхозы, желанием видеть в едва заметном или выбранном из всей сложности жизни то, что свидетельствовало бы о близкой, незамедлительной победе этого дела». И все же среди произведений тех лет «Сельская хроника» выделялась пристальным, уважительным отношением к людям запоминающимися
В этом смысле характерны пейзажная зарисовка «Ноябрь» и особенно «Две строчки» — мучительное воспоминание об убитом еще в финскую войну «бойце-парнишке»: Мне жалко той судьбы далекой, Как будто мертвый, одинокий, Как будто это я лежу, Примерзший, маленький, убитый На той войне незнаменитой, Забытый, маленький, лежу.
Сам автор впоследствии определил владевшие им во время войны и после нее мысли и чувства как «навечное обязательство живых перед павшими за общее дело, невозможность забвенья, неизбывное ощущение как бы себя в них, а их в себе». Это стало главенствующим мотивом его послевоенной лирики и проявилось уже в стихотворении «Я убит подо Ржевом» . Написанное от лица безымянного солдата, оно звучало как нравственная заповедь, наказ живым: Пусть не слышен наш голос, — Вы должны его знать. Невозможности «прожить… в своем отдельном счастье», отрешась от мыслей о погибших, посвящено и стихотворение «В тот день, когда окончилась война» : Что ж, мы — трава? Что ж, и они — трава? Нет, не избыть нам связи обоюдной.
He мертвых власть, а власть того родства, Что даже смерти стала неподсудна… В пору, когда главная заслуга в победе над фашизмом приписывалась руководству Сталина, а роль самого народа, его подвиги и жертвы умалялись, эти мотивы творчества Твардовского имели особое значение. «Жестокая память» была одновременно насущно необходимой, восстанавливая справедливость, очищая и облагораживая человеческую душу, помогая осознать свое единство с народом и его судьбой. Этой теме поэт остался верен навсегда, до последних лет сохранив неослабевающее чувство сопричастности трагедии войны и сострадания ко всем ее жертвам: Я знаю, никакой моей вины В том, что другие не пришли с войны, В том, что они — кто старше, кто моложе — Остались там, и не о том же речь, Что я их мог, но не сумел сберечь, — Речь не о том, но все же, все же, все же… В стихах Твардовского первых послевоенных лет слышались и «одические» мотивы, порожденные естественной гордостью одержанной победой, а также верой в будущее, в успехи в мирном труде. При этом поэт твердо придерживается тех нравственных заповедей, которые высказал устами погибшего воина в стихотворении «Я убит подо Ржевом»: «Ликовать — не хвастливо в час победы самой», и в таких стихах, как «Горные тропы» : Знай и в работе примерной: Как бы ты ни был хорош, Ты по дороге не первый И не последний идешь. Это перекликалось со сказанным еще в «Василии Теркине»: От Ивана до Фомы, Мертвые ль, живые, Все мы вместе — это мы, Тот народ, Россия.
Даже поистине небывалое событие — полет Гагарина — осмысляется поэтом как звено всей народной жизни и истории. В стихотворении «Космонавту» Твардовский вспоминает безымянных летчиков военных лет и заключает: Так отразилась в доблести твоей И доблесть тех, чей день погас бесценный Во имя наших и грядущих дней. В стихотворении «О прописке» он назвал свою музу «уживчивой».
Ho если она действительно легко «уживается» с самыми разными темами и героями, то чем дальше, тем откровеннее не хочет мириться с ложью, несправедливостью, насилием, глупостью. В стихотворении «А ты самих послушай хлеборобов…» едко перечислены все «странности и страсти», испытанные крестьянством за годы советской власти, все сменявшие друг друга «руководящие» и псевдонаучные предписания: «То — плугом пласт ворочай в пол-аршина, то — в полвершка, то — вовсе не паши» и т. п. В стихотворении же «Новосел» , и особенно в цикле «Памяти матери» , Твардовский приближается к переосмыслению роли, которую сыграли в судьбе деревни коллективизация и раскулачивание, ставшие трагическим, незаживающим переломом в жизни миллионов людей.
Te элегически-раздумчивые мотивы, которые возникли еще в предвоенных стихах поэта, обрели в поздней его лирике несравненно более глубокое, философское звучание. Точно так же, как в изображении войны, Твардовский не закрывает глаз на трагические стороны бытия. Знаменитая теркинская глава «Смерть и Воин» словно бы получает продолжение в стихах «Мне памятно, как умирал мой дед…», «Ты — дура, смерть, грозишься людям…», «На дне моей жизни…». Они полны благодарности за каждый «день бесценный» прожитой жизни, за «беглый век земных красот», как с грустью и вместе с тем с легкой улыбкой над старомодной выспренностью этого выражения сказано в стихотворении «Признание». Веруя в посмертную духовную связь людей и поколений, поэт надеется, что и сам «отметился галочкой» пусть не на громких страницах истории, а запавшим в чьи-то сердца и память «стишком», который переживет даже «время, скорое на расправу».
Мне славы тлен — без интереса И власти мелочная страсть. Ho мне от утреннего леса Нужна моя на свете часть; От уходящей в детство стежки В бору пахучей конопли; От той березовой сережки, Что майский дождь прибьет в пыли…
Анализ лирики Твардовского А. Т