Анализ стихотворения «Элегия» Пушкина А. С
Это короткое лирическое стихотворение, шедевр пушкинской лирики, состоит из двух взаимосвязанных частей. В первой повторены «пункт за пунктом» все традиционные обвинения, которые поэт, пишущий элегию, предъявляет жизни.
Безумных лет угасшее веселье
Мне тяжело, как смутное похмелье.
Ho, как вино — печаль минувших дней
В моей душе чем старе, тем сильней.
Мой путь уныл. Сулит мне труд и горе
Грядущего волнуемое море.
Сначала взгляд поэта обращается в прошлое: «Безумных лет угасшее веселье…» Оно разочаровывает
Сравнения тоже в основе своей более чем традиционны: Пушкин обыгрывает привычные для поэтического языка той эпохи образы, сравнивая веселье — с вином, горе — с похмельем, жизненные печали — с бурным морем.
Единственное, что должно насторожить внимательного, опытного читателя, — это совмещение разных образных рядов, переизбыток метафор, их «набегание» друг на друга. Так, веселье, которое
Вместо этого оно сравнивается с морем, которое вообще появляется в ряду сравнений вопреки всякой формальной логике. Разве тема моря связана с темой пира, с образами вина и похмелья? Нет, конечно.
Ho в том и дело, что в поэзии формальная логика не действует, привычные смысловые связи часто «не работают», вместо них возникают другие, более сложные: поэтические.
И вот мы от первой части переходим ко второй, которая открывается противительным союзом но — и пункт за пунктом опровергает безысходность размышления первой части:
Ho не хочу, о други, умирать;
Я жить хочу, чтоб мыслить и страдать;
И ведаю, мне будут наслажденья
Меж горестей, забот и треволненья:
Порой опять гармонией упьюсь,
Над вымыслом слезами обольюсь,
И может быть — на мой закат печальный
Блеснет любовь улыбкою прощальной.
Здесь происходит нечто невозможное для обычной «песни грустного содержания» . «Нормальный» сочинитель элегии говорит о немыслимой тяжести страдания. А Пушкин принимает жизнь во всех ее проявлениях. И не просто готов признать невеселую будущность как нечто неизбежное. Он хочет жить именно для того, чтобы «мыслить и страдать». То есть страдание из причины для отрицания мира становится поводом для его утверждения!
А теперь обратите внимание на то, какие образы он при этом использует и как изысканно связывает их с теми метафорами, на которых строился образный ряд первой части.
«He хочу… умирать…» — первая строка второй части «подхватывает» и завершает метафору, лишь намеченную в первой строке первой части: «угасшее веселье». Вот он, закат жизни, ее угасание: приближается смерть.
В пятой строке второй части подхвачена метафора пира жизни, образ вина как символа наслаждения: «Порой опять гармонией упьюсь». Только теперь это не то бурное «вино веселья», которое неизбежно влечет за собою горечь «смутного похмелья». Теперь это тихое, чистое, легкое наслаждение гармонией, которую со времен античности сравнивают с божественным нектаром, называют «напитком богов». А последние два стиха —
И может быть — на мой закат печальный
Блеснет любовь улыбкою прощальной, —
Вновь возвращают нас к метафорам «закат жизни», «угасшее веселье». И возвращают только для того, чтобы завершить стихотворение темой света, темой надежды. Тихая улыбка последней любви заменит поэту бурное веселье его ушедшей молодости, а печальный закат подарит ему луч света: «Блеснет любовь улыбкою прощальной».
И обратите внимание: обычно в элегии взгляд поэта обращен в прошлое; настоящее и будущее — как это было в первой части — упоминается лишь для того, чтобы резче оттенить мотив утраты, потери. А во второй части пушкинской «Элегии» взгляд поэта устремлен в будущее, он бесстрашен.
Анализ стихотворения «Элегия» Пушкина А. С