ЦВЕТАЕВА, ПАСТЕРНАК, БЫТ, ДЕНЬ И ДОЖДЬ

ЦВЕТАЕВА, ПАСТЕРНАК, БЫТ, ДЕНЬ И ДОЖДЬ…

Они вели переписку. Читали стихи друг друга. Чувствова­ли родство душ.

Она сказала, что он — «единственный современник», на которого у нее «не хватило грудной клетки».

Когда в 1922 году Цветаева писала «Световой ливень. Поэзию вечной мужественности» — о сборнике Пастерна­ка «Сестра моя — жизнь», она определенно ощущала себя не частью жизни — Жизнью. Так и написала: «Моя же спе­циальность — Жизнь».

И очень емко определила мировос­приятие, характерное для

человека эпохи модернизма.

Этот «модернистский» человек — а таковы лирические герои Цветаевой и Пастернака — всегда ведет внутреннюю борьбу с косностью внешних условностей, всегда удивлен неизбежному, всегда открыт неизвестному…

Цветаева пишет:

«Быт. Тяжкое слово. Почти как: бык. Выношу его толь­ко, когда за ним следует: кочевников. Быт — это дуб…

Бы­товой дуб и дубовый быт».

Доминирующий гласный «ы» с отрицательной звуковой семантикой даже на фонетическом уровне подчеркивает

Отторжение поэта пространству быта, «быта, как косности, как обстановки, как дуба…».

А говоря о Пастернаке, чув­ствует: его быт — «не оседлый: в седле».

Цветаева и Пастернак — они оба — пишут «не о дне вселенском, предвещаемом денницей, не о белом дне, сре­ди которого все ясно, но о стихии дня «.

Пастернак пишет:

Ужасный! Капнет и вслушается,

Все ли он один на свете

Мнет ветку в окне, как в кружевце,

Иль есть свидетель…

…Ни звука. И нет соглядатаев.

В пустынности удостоверяясь,

Берется за старое — скатывается По кровле, за желоб, и через…




ЦВЕТАЕВА, ПАСТЕРНАК, БЫТ, ДЕНЬ И ДОЖДЬ