Дмитрий Петрович Мирский — известный русский критик и литературовед

Сын либерального царского министра князя П. Святополк-Мирского, он окончил филологический факультет Петербургского университета. В 1911 году выпустил книгу стихов. После революции оказался в эмиграции. С 1922 года жил в Англии, читал курс русской литературы в Лондонском университете и Королевском колледже.

Выступал в журналах «Criterion» и «Echange» , в сменовеховском альманахе «Версты» . На английском языке написал книгу «История русской литературы» и ее продолжение «Современная русская литература» . Владимир Набоков, не слишком

щедрый на похвалу, считал эту книгу «лучшей историей русской литературы на любом языке, включая русский». Выпустил несколько антологий русской поэзии. В 1930 году вступил в Коммунистическую партию Великобритании, а через два года неожиданно вернулся в СССР.

«Его всегда приглашали на московские приемы показать присутствующим иностранцам, что настоящий князь может оставаться целым и невредимым при диктатуре пролетариата, — писал английский писатель и журналист Мэлком Маггеридж в «Хронике времени, растраченного попусту». — Мирский всегда приходил, думаю, что из-за бесплатного шампанского.

Он был большой любитель выпить, а денег имел немного. В любом случае, он зарабатывал только рубли — писанием статей для «Литературной газеты», в которых рвал на части современных английских писателей, таких как Д. Х. Лоуренс, Т. С. Элиот и О. Хаксли, которых в разговоре именовал «бедный Лоуренс», «бедный Том», «бедный Олдос». В гражданской войне он сражался на стороне белых, потом жил в эмиграции в Париже и слыл человеком самых реакционных взглядов.

Затем прибыл в Лондон, где неизбежно стал профессором и получил заказ написать книгу о Ленине. В ходе работы над ней он стал видеть в нем просвещенного спасителя, а не злобного вырожденца, как раньше. В итоге перестал быть князем и стал товарищем.

Когда я обрисовал карьеру Мирского корреспонденту «Temps» Лучани, тот кисло заметил, что Мирскому удался совершенно необыкновенный трюк: он умудрился быть паразитом при трех режимах — князем при царизме, профессором при капитализме и человеком пера при коммунизме».

«К его чести, — писал журналист Джералд Смит, лично знавший Мирского, — В отличие от многих интеллектуалов, как наезжавших в СССР, так и живших там, Мирский никогда не строил из себя человека из народа и не приписывал ему никакой чудодейственной мудрости. Праведная многострадальность и терпеливость, упоминаемые с тошнотворной регулярностью в качестве верховных добродетелей русского народа, всегда были для Мирского достойными презрения. Он называл Платона Каратаева, крестьянского гуру из «Войны и мира», просто невыносимым. «Это — абстракция, миф, существо совсем других измерений и законов, чем все прочие в романе».

Единственным человеком бесспорно скромного социального происхождения, с которым Мирский имел дело не так, как с обычным слугой или солдатом, был Максим Горький».

В России Мирский активно включился в литературную жизнь.

В течение нескольких лет он опубликовал несколько заметных работ по теории и истории русской и западной литературы, эссе «Интеллиджентсиа» , статьи «Из современной английской литературы» , «Об «Улиссе»» , «О некоторых вопросах изучения русской литературы XVIII в.» , весьма информативные предисловия к собраниям сочинений Т. Смоллетта, П. Б. Шелли, О. Хаксли. Написанная им биография Пушкина частично была опубликована в журнале «Звезда» в 1937 году. Много писал Мирский о молодых советских поэтах Эдуарде Багрицком, Николае Заболоцком, Павле Васильеве. «Самой позорной дистанцией на этом пути к плахе, — писал в статье «Красный князь» непримиримый антикоммунист Алексей Цветков, — Было участие в работе над известным коллективным литературным творением, прославлявшим строительство Беломорско-Балтийского канала.

Впрочем, — оговаривается А. Цветков, — Поведение Мирского видится мне куда более простительным, если вспомнить восторженный отзыв Беатрис Уэбб, соратницы Бернарда Шоу, о великом инженерном подвиге ГПУ и о триумфе человеческого возрождения».

Знаниями Мирский обладал глубочайшими.

Характерное воспоминание оставил Юрий Олеша.

«Когда, начитавшись Морозова, я с апломбом заявил критику Дмитрию Мирскому, что древнего мира не было, этот сын князя, изысканно вежливый человек, проживший долгое время в Лондоне, добряк, ударил меня тростью по спине!

— Вы говорите это мне, историку? Вы… вы…

Он побледнел, черная борода его ушла в рот. Все-таки перетянуть человека тростью тяжело физически, главное, морально.

— Да-да, Акрополь построили не греки, а крестоносцы! — кричал я. — Они нашли мрамор и…

Он зашагал от меня, не слушая, со своей бахромой на штанах и в беспорядочно надетой старой лондонской шляпе. Мы с ним помирились за бутылкой вина и цыпленком, который так мастерски приготовляют в шашлычных, испекая его между двумя раскаленными кирпичами, и он объяснил мне, в чем мое, а значит, и Морозова, невежество…»

В 1937 году арестован, приговорен по «подозрению в шпионаже» к 8 годам исправительно-трудовых работ, в июне 1939 года умер в лагере под Магаданом. После возбуждения новых дел против «евразийцев» НКВД постановил этапировать Мирского в Москву для дополнительного следствия по ст. 58 п. 1 «а» УК РСФСР 10 октября 1939 г.; постановление было утверждено наркомом Л. П. Берией, несмотря на то, что Мирского к этому времени уже четыре месяца как не было в живых.

Собранная им «Антология новой английской поэзии» вышла в свет уже без имени составителя. «Когда-нибудь в будущем, может даже в его собственной стране, — писал Джералд Смит, — найдут способ почтить память Мирского достойным образом». Думаю, такое время пришло. Лучшим, самым достойным памятником Мирскому служила и служит его превосходная книга.




Дмитрий Петрович Мирский — известный русский критик и литературовед