Краткий пересказ сказки Гофмана «Крошка Цахес»
Гофман, как никто другой, демонстрирует своим творчеством многогранность возможностей романтизма. И он же, подобно Клейсту, пересматривает основные идеи романтизма и поднимается над ними, приоткрывая новые горизонты. Знаменитая сказка Гофмана «Крошка Цахес», очень нравившаяся мне, подтверждает это в еще большей мере. На этот раз действие происходит не во всем известном немецком городе, а в некотором царстве, некотором государстве, названном Гофманом Керепес.
Мир, изображенный в этой сказке, тоже находится во власти разных сил, но
Злых же волшебников нет вовсе, потому что зло тут никакое не волшебное, а самое что ни на есть земное: мещанская ограниченность, тупая рассудочность, полицейско-бюрократическое рвение, фетишизация золота. Впрочем, если волшебники совершают ошибки, они могут усугубить зло, люди же могут быть добрыми и прекрасными без всяких волшебников. Так что одного только противопоставления добра и зла недостаточно,
Ирония Гофмана по своей романтической природе вообще не допускает однозначных суждений. Едва только возникает предположение, что ответ на вопрос найден, как возникает другой ответ, а за ним третий и т. д.
Можно видеть, что соотношение сил добра и зла в этой сказке несколько иное, чем в сказке «Золотой горшок». Там князь духов Саламандр открыто демонстрировал превосходство над злой ведьмой. Здесь же тупой и бездушный князь Пафнутий берет на время верх над добрыми волшебниками, и фее Розабельверде приходится скрываться под другим именем и тайком вершить свои дела, которые к тому же, будучи по замыслу добрыми, оборачиваются явным злом, так что их последствия приходится потом исправлять Просперу Альпанусу. В царстве Пафнутия процветает псевдоученый Моше Терпин, который «заключил всю природу в маленький изящный компендиум, так что всегда мог им пользоваться и на всякий вопрос извлечь ответ, как из выдвижного ящика»; он исследовал птиц и животных в вареном виде, а жидкость — в винном погребе.
В этом карликовом государстве благоденствуют ничтожные лакеи и чиновники, мнящие себя высокими персонами, и голодают бедняки.
Крошка Цахес — жалкий уродец, родившийся у нищей, и без того обиженной судьбой крестьянки. Фея Розабельверде пожалела несчастную женщину и решила помочь ее мальчику, воткнув в его темя три золотых волоска. Они-то и послужили причиной многих бедствий, которые, однако, не случились бы, не будь для этого в государстве Пафнутия подготовленной почвы.
Жалкий двухлетний уродец со старческими чертами лица, не умеющий ни ходить, ни говорить, похожий на раздвоенную редьку, «настоящий альраун» , вдруг стал привлекать всеобщее, все возрастающее восхищенное внимание. Священник, умиленный этим, как ему показалось, прелестным ребенком, усыновляет его. Когда Цахес становится студентом, всем он кажется статным, красивым, талантливым, хотя ни внешность его, ни ум не стали лучше.
Во время чаепития у профессора Моше Терпина пронзительное мяукание Цахеса приписывают поэту Бальтазару, влюбленному в дочь профессора Кандиду, зато стихи Бальтазара о любви соловья к алой розе, посвященные Кандиде, приписывают Крошке Цахесу и дружно восхваляют его. Ему же аплодируют и за виртуозную игру прославленного скрипача Винченцо Скьокка. Ему же ставят отличные оценки за ответы Пульхера во время конкурсных испытаний на должность в министерстве иностранных дел, а Пульхеру сообщают, что он провалился.
Цахеса назначают на высокую должность, награждают орденской лентой за доклад, подготовленный чиновником министерства Адрианом.
Словом, кто бы ни сделал что-либо талантливое или просто удачное, за все это благодарят и награждают уродца Цахеса, а все низменное, что исходит от Цахеса, приписывается другим, неповинным в этом людям. Причем Цахес не проявляет никакой инициативы — сам он ни на что такое не способен, его сила — заемная, вернее даже — он просто знак, символ некоей анонимной силы: все происходит помимо его личных усилий. Перед нами иносказательное изображение так называемого отчуждения, характерного для буржуазного общества, где труд является предметом купли и продажи. Это социальная сатира на общество, в котором смещены все представления о ценностях.
Человеку, неспособному ни на что доброе, совершенно ничтожной личности, присваивающему себе плоды труда и таланта других, все выказывают уважение и восхищение. Ему приписывают разнообразные достоинства, которых у него отродясь не бывало, а его пороков, как бы они чудовищны ни были, никто не замечает. И все это делают деньги, золото, в сказке те самые три золотых волоска, которыми фея из сердобольности наградила уродца Цахеса.
Подобного не было в новелле «Золотой горшок»: там князь духов делал добрые дела, а ведьма — злые. Здесь же добрая фея, пожалев бедную крестьянку, породила своим поступком последствия, которые она не смогла ни предвидеть, ни остановить. Гофман, собственно, — подобно Клейсту — изобразил стихию, но не стихию нарастающей страсти, а стихию нарастающего ослепления людей, которые стали принимать белое за черное, а черное за белое, т. е. нарастающую утрату верных ценностных мерил.
Наступает темный, губительный хаос, корни которого — в золотом мираже, распространяющемся, по мысли Гофм’ана, с изгнанием поэзии и насаждением полицейски-чиновничьего порядка, омертвляющего все живое.
На какое-то мгновение Крошка Цахес оказывает влияние даже на поэта Бальтазара, что вряд ли было бы возможно у кого-нибудь другого из романтиков. Нетрадиционно для романтизма и то, что трезво мыслящий друг Бальтазара Фабиан дольше других сопротивляется этому злому влиянию. Правда, потом он так же упорно не хочет верить в силу добрых чудес, за что волшебник Проспер Альпанус наказывает его волшебным же способом: что бы ни надел на себя Фабиан, одежда эта тут же съеживается и укорачивается, и он попадает в странную зависимость от самых простых вещей, которые должны были бы просто служить ему.
Но не всегда вещи подвластны человеку — в сказке они могут взбунтоваться и даже управлять им. В каждом из молодых людей, труд или искусство которых непонятным образом присваивается Цахесом, первоначальное ослепление сменяется прозрением. Распространению общего безумия постепенно начинает противостоять развитие обратного процесса. Растет число врагов господина Циннобера, настолько хорошо вписавшегося во введенную Пафнутием систему, что это уже угрожает самой системе.
Примечательно, что среди врагов Цахеса не только люди искусства — поэт Бальтазар и скрипач Винцент Скьокка, — но и чиновники Пульхер и Адриан, вроде бы «не музыканты». Они хватают маленькое чудовище, Бальтазар вырывает из его темени три золотых волоска, бросает их в огонь — и наваждение сразу же исчезает.
Все теперь видят Крошку Цахеса в его настоящем облике, «в народе разнеслась молва, что это уморительное чудовище…- и впрямь Крошка Цахес,.. возвеличившийся всяческим бесчестным обманом и ложью». Вспыхивает настоящее восстание. «Долой эту маленькую бестию! Долой! Повыколотить его из министерского камзола!
Засадить его в клетку! Показывать его за деньги на ярмарках!.. Наверх!» — И народ стал ломиться в дом… Двери были выломаны, и народ с диким хохотом затопал по лестницам».
Спасаясь от возмущенной толпы, несчастный уродец бесславно тонет в ночном горшке, а в стране Керепес устраиваются прекраснейшие, очень похожие на театральные, чудеса — на этот раз в честь свадьбы Кандиды и Бальтазара. Их устраивает Проспер Альпанус, который, как уверял отец невесты, «был не кто иной, как продувной молодчик — оперный декоратор и фейерверкер князя».
Краткий пересказ сказки Гофмана «Крошка Цахес»