Личная судьба Степана Калашникова в поэме Лермонтова
Степану Парамоновичу как старшему брату и надлежит защитить честь жеиы, личную честь и честь семьи. Конфликт, следовательно, из чисто личного превращается в общественный. Перед Кирибеевичем оказывается не просто купец Степан Калашников, а носитель семейных, родовых традиций, защитник купеческого рода и народных устоев вообще.
Месть Степана Калашникова получает не столько субъективное, личное обоснование, сколько объективное, эпическое, общенародное. Степан Калашников чувствует за собой вековую традицию, вековую правду:
А побьет
Именно защита народных, родовых принципов жизни делает Степана Калашникова эпическим героем, придает ему мужество и уверенность. Романтический протест личности, исходящей один на один в бой с попранным христианским на коном, обретает широкий эпический размах. Личное оскорбление, нанесенное Кирибеевичем Калашникову, перерастает личные рамки и становится оскорблением народных законов и обычаев.
Это оскорбление нарушает родовые связи, коренные устои народной жизни. В форме романтического протеста, объективно обусловленного, выражается общенародный протест.
Тем самым романтический протест возникает в качестве неминуемого, предопределенного акта, освященного высокой санкцией народного мнения.
Мятеж Калашникова неотделим от родовых интересов народа, но именно личность осознает эти интересы и выступает в качестве их защитника. В мятеже Калашникова скрестились личная обида и чувство поруганной народной правды. Поэтому и бой Калашникова с Кирибеевичем происходит на виду всего честного народа. Эмоциональным выражением смертельного поединка, его бескомпромиссности, заранее предопределенного исхода и вместе с тем величия нравственной идеи, заключенной в нем, служит предшествующее бою: описание:
Над Москвой великой, златоглавою, Над стеной кремлевской белокаменной Из-за дальних лесов, из-за синих тор, По тесовым кровелькам играючи, Тучки серые разгоншочи, Заря алая подымается; Разметала кудри золотистые, Умывается снегами рассыпчатыми Как красавица, глядя в зеркальце, В небо чистое смотрит, улыбается. Уж зачем ты, алая заря, просыпалася? На какой ты радости разыгралася?
В этом пейзажном описании поэтически передано и величие будущего поединка, и трагическое предчувствие кровавой развязки, но все здесь наполнено духовной атмосферой справедливости предстоящего возмездия. Природа ликует, празднуя скорую победу правды, которую отстоит, Калашников перед лицом Москвы с ее кремлевской белокаменной стеной. Степан Парамонович чувствует, что по только себя защищает он.
Поэтому поединку, воспроизведенному с особой тщательностью, придано в «Песне…» символическое значение. Весь ритуал традиционного поединка — от приготовления к бою до описания самого боя — чрезвычайно важен в контексте художественного смысла «Песни…». Лермонтов поэтизирует старые народные обычаи, где сила честно сражается с силой, где нет никаких привходящих, мешающих непосредственному проявлению личной доблести и отваги условностей.
Здесь все основано на справедливом законе: «Кто побьет кого, того царь наградит, А кто будет побит, тому бог простит!» Внешним выражением внутренней правды Калашникова и народной правды, стоящей за ним, служит разное описание поведения Кирибеевича и Калашникова перед боем. Страсть Ки-рибеевича становится для него бедой. Искренняя любовь «удалого бойца» столкнулась с нравственными понятиями, узаконенными народным обычаем. Поэтому она предстает преступной волей, а носитель ее — всего лишь слугой царя:
И выходит удалой Кирибеевич, Царю в пояс молча кланяется… Напротив, Степан Калашников Поклонился прежде царю грозному, После белому Кремлю да святым церквам, А потом всему народу русскому.
Наконец, в соответствии с народными поэтическими традициями косвенно предсказывается гибель Кирибеевича — он переживает душевное смятение и внутренне нетверд:
И услышав то, Кирибеевич Побледнел в лице, как осенний снег; Бойки очи его затуманились, Между сильных плеч пробежал мороз, На раскрытых устах слово замерло…
Напротив, Степан Калашников исполнен решимости: «Постою за правду до последнева!»
Совершенно иным эмоциональным колоритом наполнено предшествующее казни Калашникова описание, содержащее внутреннюю тревогу, неизбежную трагедию, предвещающее несправедливую расправу. Заунывный гуд-вой колокола соседствует с мрачной веселостью палача.
Степан Калашников и перед лицом Ивана Грозного защищает личную честь, совместившуюся с народной правдой. Он убежден, что одновременно вступается от всего парода и за общий христианский закон. Но, защищая закон, он совершает преступление против него, ибо честный открытый бой с противником не связан с личной обидой и местью. Это не обычный потешный кулачный бой, какого ожидал Кирибеевич, а смертельный. Степан Калашников вышел «не шутку шутить, не людей смешить», а «на страшный бой, на последний бой!» Человек того же племени, той же национальности, оказывается смертельным врагом другого человека, своего соотечественника.
Потешный бой оборачивается убийством. Форма открытого и честного поединка скрывает личную месть, хотя бы эта месть и была оправдана высокими соображениями о защите правды народной и христианского закона. Двойственный характер боя определен двойственностью поведения Калашникова.
С одной стороны, он защищает закон, карая своего обидчика и нарушителя обычаев, но с другой — преступает закон, готовясь убить человека той же национальной принадлежности и веры «И я выйду тогда на опричника, Буду насмерть биться до последних сил…»).
Не подлежит сомнению, что преступление Калашникова — намеренное убийство оскорбившего и опозорившего его человека — высокое преступление, месть за поруганное достоинство и самим народом определенные нормы общежития. Однако поступок Степана Парамоновича ставит его выше чтимого им родового закона. Удалой купец сознает, что он не только защищает, но и нарушает закон, что он возвышается над ним, творя суд от себя лично, принимая личную волю за волю народа.
Индивидуальной воле противополагается народная правда. Чтобы защитить вековые обычаи, личная воля должна нарушить их. Однако в конечном итоге герой-бунтарь прославляется, и право личности на героический поступок остается незыблемым, хотя противоречие между индивидуальным действием и народными устоями подготавливает трагическую смерть героя.
В «Песне…» гибель эпического героя, занявшего романтическую позицию, обусловлена и другими причинами, лежащими за пределами личного мира Калашникова.
Личная судьба Степана Калашникова в поэме Лермонтова