Мечты Достоевского о возможном наступлении золотого века
Соня уповает на бога, Катерина Ивановна на закон. Раскольников с неумолимою логикой доказывает Соне, что и бог и закон на стороне Лужина, что если в расчетах последнего останется намерение погубить и ее и ее близких, то он свое выполнит — в союзе с законом и при божьем попустительстве.
Общественный закон «работает» в пользу Лужиных, евангельский завет непротивления злу насилием идет на пользу Лужиным. Раскольников ставит себя над Лужиным, над обществом, над миром, в качестве Судьи, Карателя и Законодателя. Раскольников сам возлагает
Мало не сидеть сложа руки, мало не стоять в стороне, нужен рай на земле, и, в постановке Раскольникова, он, подобно Наполеону, должен один овладеть всей полнотой деспотической власти, чтобы управлять человечеством по воле своей, чтобы мощной рукой повернуть ход мировой истории и осуществить идеал. Если нравственная ответственность распадается на множественную ответственность всех и каждого, тогда человечество оказывается бессильным,- полагает он. Раскольников решается сосредоточить всеобщую
«Да, это так! Это их закон… Закон, Соня!
Это так!.. И я теперь знаю, Сопя, что кто крепок и силен умом и духом, тот над ними и властелин! Кто много посмеет, тот у них и прав. Кто на большее может плюнуть, тот у них законодатель, а кто больше всех может посметь, тот и всех правее!
Так доселе велось и так всегда будет! Только слепой не разглядит!»
Раскольников станет как Наполеон. Но Наполеон тут только имя, только миф, только символ сатанински неограниченной власти. Реальный, исторический Наполеон такой же враг людей, враг идеала, враг рая на земле, как и все остальные доселе действовавшие властители и правители.
Это он экспроприировал надежды, разбуженные французской революцией, в свою пользу.
«Была революция, и всех казнили. Пришел Наполеон и все взял. Революция—1-й человек, а Наполеон — 2-й человек. По Наполеон стал 1-й человек, а революция 2-й человек, так или не так?» В «Подростке» ироническое и презрительное отношение к Наполеону как таковому выступает наружу. Версилов объясняет Подростку: «Друг мои, ты как юноша мечтаешь1 об звонкой жизни, желаешь захватить слишком видный жребий, Наполеона Первого, например.
Но, знаешь, эти мечты слишком уж первобытно; да и жребий-то сам не очень прельстителен… слишком много надо кривляться и сочинять себя…» У Андрея Болконского, в «Войне и мире», Наполеон — кумир, человек, показывающий, как надо стремиться и достигать славы. Раскольников же ищет не славы, а власти. «Наполеоновская» идея Болконского вполне безобидна по сравнению с «наполеоновской» идеей Раскольникова.
«Наполеоновская» идея Раскольникова содержит в себе, однако, цели, непонятные и недоступные историческому Наполеону. Реальный Наполеон проявил себя в истории очень «своеобразно», «но ведь уж наверно в идее ничего не лежало из любви к человечеству».
Наполеон сам по себе — это только что-то вроде Бисмарка, предшественник Бисмарка. Параллель Наполеона с Бисмарком дана в самом тексте «Преступления и наказания». Она звучит в скрытом виде уже тогда, когда Раскольников думает о Дуне, что она душу свою не продаст «за весь Шлезвиг-Гольштейн»: Шлезвиг-Гольштейн — провинция, отнятая Бисмарком у Дании. Разумихин «очень долго, два дня сряду» толковал с квартирной хозяйкой Раскольникова о прусской палате господ, «потому что о чем же с ней говорить». В этой иронической и снижающей реплике таится нечто важное — раз два дня говорил ничего не понимающей женщине о прусской палате господ, значит палата стояла в порядке дня и занимала воображение многих.
Это Бисмарк 30 сентября 1862 года произнес в прусской палате знаменитую свою фразу: «Великие вопросы времени решаются по речами и постановлениями, а железом и кровью». Может быть, намек на Бисмарка содержится в отсылке Порфирия к фразе, «что кровь освежает».
В черновиках к «Подростку» Достоевский приготовил для Версилова очень важную мысль, свою мысль: «Жизнь людей разделяется на две стороны: историческую и ту, какая бы должна быть». Наполеон такой, какой он был реально, относится к исторической стороне существования человечества. А вот жизнь должная — и это очень важно — определяется Достоевским по Христу, действовавшему как особый или особенный человек; та жизнь, которая должна прийти — жизнь, «оправданная Христом, явившимся во плоти человеческой».
Та и другая жизнь, добавляет Достоевский, «имеют неизменные законы».
То, что было разделено по природе своей, Раскольников вознамерился химически синтезировать, соединить в себе, как в живой избранной личности. Людьми нужно управлять, чтобы привести их к жизни справедливой, полной и счастливой, их нужно насильно ввести в земной рай. «…Никто власть имеющий не повиновался этим законам. Наполеоны попирали и изменяли их…» Наполеон, насильно, посохом железным вгоняющий людей в золотой век,- это уже не Наполеон, это оригинальное измышление Раскольникова, только ему одному принадлежащая идея — синтез Наполеона и Мессии.
Раскольников хочет поскорей взять власть в свои руки и стать этим Наполеоном, помноженным на Мессию. Раскольников убежден, что новый Иерусалим возможен, даже близок, но вместе с тем, разочарованный, он считает, что историческая сторона в жизни человечества уводит далеко от нового Иерусалима.
Мечты Достоевского о возможном наступлении золотого века