МЫСЛЬ ИЗРЕЧЕННАЯ ЕСТЬ ЛОЖЬ?
МЫСЛЬ ИЗРЕЧЕННАЯ ЕСТЬ ЛОЖЬ?
С самых первых дней своего существования литература «примерялась» к мысли. Не той мысли, которая звенит чеканным словом, выпестованная заботливым хозяином. Не той мысли, над формулировкой которой автор бился несколько дней, месяцев, а то и лет.
А той мысли, которая пронеслась — и сгинула, оставив на лице еле заметный след сильного и серьезного чувства.
Еще Платон пытался уйти от упорядоченности и правильности письменной речи. Его «Разговор души самой с собой» — первая, еще неудачная, но
Среди его последователей первым приблизился к истине Стерн: «Жизнь и мнения Тристрама Шенди, джентельмена» представляет собой настолько скрупулезный и пристальный анализ внутренних монологов героя, что, в общем-то, книга становится сложной для восприятия. Пушкин назвал Стерна «несносным наблюдателем»: как оказалось, мысль изреченная в первую очередь скучна читателю. Тем не менее начало было положено: внутренняя жизнь человеческой души «пошла» воплощаться в слове.
Александр Дюма-отец, Теофил Готье, Стендаль
Как передать словами причудливую игру образов, обрывочных воспоминаний, запахов, ощущений, из которых, собственно, и состоят наши мысли? Как проследить, не отказываясь от грамматики, изменчивую природу внутренней жизни? Как сделать так, чтобы книжная страница растворилась в воздухе и читатель ощутил себя целиком погруженным во внутренний мир героя?
Пожалуй, первым, кто сумел разорвать оболочку привычного синтаксиса и выпустить на свободу внутренний монолог, был Лев Толстой: помните, Анна Каренина в финале романа едет по Москве и, напряженно всматриваясь в вывески, говорит сама себе горькие слова о своей любви, о Вронском, о погубленной жизни, постоянно спотыкаясь о случайно прочитанную вывеску «куафер Тютькин»… Это и есть первый в мировой литературе настоящий поток сознания — внутренний монолог героя, доведенный до крайней степени правдоподобия.
Потом «поток сознания» станет модным и популярным направлением: Джойс напишет знаменитого «Улисса», основываясь исключительно на этой технике, «новый роман» поставит поток сознания во главу писательского стилистического угла, а затем составится целая литература «потока сознания» — Марсель Пруст, Вирджиния Вульф, Гертруда Стайн. Многие из них провозгласят «поток сознания» единственно верным методом в литературе — остальное, мол, выдумка.
А вот читатель так до конца и не принял «поток сознания», считая его не более чем очередным заумным экспериментом.
Видимо, потока сознания с его хаосом и непредсказуемостью ему и в обычной жизни хватает. От литературы же хочется чего-то другого. Порядка и логики, например.
МЫСЛЬ ИЗРЕЧЕННАЯ ЕСТЬ ЛОЖЬ?