Мысль Пушкина о «правдоподобии» и «неправдоподобии» драмы как жанра

Единство места, обусловленное стремлением обеспечить правдоподобие сценического зрелища, заставляет драматурга показывать всех лиц и все события в одном месте на протяжении всей трагедии. Но в этом содержится и самоотрицание, ибо что может быть более неправдоподобным, чем то, что актеры на подмостках ведут себя так, как будто бы рядом с ними не существует переполненного зрителями зала. Такое же самоотрицание заключает в себе и закон единства времени.

Величайшие драматурги классицизма, располагая трагедию в пределах 24 часов, вмещали в

этот промежуток времени события нескольких месяцев.

Неправдоподобие Пушкин видит и в условном языке драматического произведения. Традиция поэтики классицизма — заставлять героя говорить так, чтобы в каждой фразе его, даже самой обычной, проявлялся непременно весь его характер, пишет Пушкин, обусловливает явное неправдоподобие диалога: «Заговорщик говорит: Дайте мне пить, как заговорщик,- это просто смешно».

До какой степени принципиально важными для Пушкина были эти вопросы применительно к драматическому произведению, видно из того, что в 1830 году Пушкин вновь возвращается к ним и поднимается до очень

широких обобщений в отношении искусства к действительности. На примере мраморных пли медных произведений скульптуры, которые нравятся нам больше, чем раскрашенные статуи, Пушкин устанавливает принцип характерной условности всякого художественного произведения, вытекающий из самой специфики искусства. Между тем, замечает он, «правдоподобие все еще полагается главным условием и основанием драматического искусства».

Опровергая это положение, Пушкин утверждает, что как раз в драматическом искусстве названный принцип наиболее спорен. Специфические особенности театрального воплощения драматического произведения уже сами по себе предопределяют условность всякого сценического действия, происходящего на сцене и воспринимающегося зрителями, сидящими в зале. Не видит Пушкин гарантий и в педантическом соблюдении исторической точности при воспроизведении на сцене внешних аксессуаров изображаемой эпохи. Речь в данном случае идет не о том, что точная передача особенностей исторической эпохи излишня. Речь идет о том, что даже самого скрупулезного соблюдения подлинных черт исторической внешности еще недостаточно.

И на вопрос: «Какого же правдоподобия требовать должны мы от драматического писателя?» — Пушкин отвечает: «Истина страстей, правдоподобие чувствований в предполагаемых обстоятельствах — вот чего требует наш ум от драматического писателя».

Вся значительность и глубина этой блестящей формулы Пушкина становится особенно убедительной при сопоставлении с позднейшей формулой о реализме: «На мой взгляд, реализм предполагает, помимо правдивости деталей, правдивое воспроизведение типичных характеров в типичных обстоятельствах. Характеры у Вас достаточно типичны в тех пределах, в каких они действуют, но обстоятельства, которые их окружают и заставляют действовать, возможно, недостаточно типичны».

Не следует делать поспешных выводов о безоговорочном отрицании Пушкиным отдельных положительных завоеваний классицизма, закономерно и последовательно входящих и в новую художественную систему как момент преемственности художественного развития. Отрицая утратившую внутренний смысл систему классицизма в целом, Пушкин не отказывался от отдельных достижений ее поэтики и после окончательной победы реалистического начала в своем творчестве. К этим положительным завоеваниям классицизма следует отнести сохраняемые Пушкиным строгость и чистоту художественной формы, подчинение всех ее сторон единому плану и ту внутреннюю целеустремленность действия, которую Пушкин имел в виду, настаивая на сохранении единства действия.

Но основной принцип драматического разрешения задачи — построение сценических образов и развитие действия — в «Борисе Годунове» отличен от основных принципов драматической поэтики классицизма. К этому же времени относятся и суждения Пушкина о драматической системе Байрона. Основным же недостатком Байрона-драматурга Пушкин считает его неспособность создавать сложные и жизненно правдивые драматические характеры.

В драматургии Шекспира Пушкин видел строгую и законченную драматическую систему, где все частности обусловлены одной общей идеей, определенным отношением к миру, действительности, обществу, человеку. Важно отметить, что «законы драмы Шекспировой» Пушкин понимал и расценивал как законы народной драмы: «признаюсь искренно, неуспех драмы моей огорчил бы меня, ибо я твердо уверен, что нашему театру приличны народные законы драмы Шекспировой — а не придворный обычай трагедий Расина»

Появившийся в этот период у Пушкина термин «народные законы драмы Шекспировой» особенно примечателен в свете той особенности и той характерной черты шекспировского творчества, которая в свое время была охарактеризована П. В. Анненковым следующим образом: «Соединение в одном лице Шекспира,- писал от,- такого изобилия фантазии, такой массы художественных идей, образов и представлений, такого неисчерпаемого богатства поэзии и изобретательности было бы просто непонятным делом, если бы загадка не пояснялась участием народного творчества в его созданиях. Из народных легенд, сказаний, дум, из исторических преданий европейского и английского мира черпал он полной рукой не только сюжеты для драм, но и многие частные подробности при осуществлении их. Громадное количество практической народной мудрости, житейских заметок и характеристик, накопленное его страной, также вошло в их состав.




Мысль Пушкина о «правдоподобии» и «неправдоподобии» драмы как жанра