На основе биографии Александра Исаевича Солженицына

В судьбе Александра Исаевича Солженицына события, обычные для судеб миллионов его сограждан, сплелись с событиями редкими и даже исключительными. Будущий писатель родился в Кисловодске. Его отец, родом крестьянин, участник Первой мировой, не дожил полугода до рождения сына.

Мать Солженицына происходила из богатой кубанской семьи и была хорошо образованна, но это только мешало ей, вынужденной растить сына одной, получать стабильную работу: «Ее подвергали чистке, это значит — увольняли с ограниченными правами на будущее». Александр

был искренним пионером и комсомольцем, и все же лет до шести, пока не закрылась церковь в Ростове-на-Дону, где прошло его детство, он, как завороженный, посещал службы.

После школы была параллельная учеба на физико-математическом факультете Ростовского университета и в знаменитом МИФЛИ, участие в Великой Отечественной войне с осени 1941-го до февраля 1945 г. Артиллерист Солженицын, получивший орден за взятие Орла и проявивший личный героизм в боевых операциях в Восточной Пруссии, в феврале 1945 г. был арестован за непочтительное упоминание Ленина и Сталина в письмах к другу, повидал Лубянскую и Бутырскую тюрьмы, осужден

по статье 58, сидел в лагерях Нового Иерусалима, Москвы, Экибастуза. В 1952 г. у Солженицына обнаружили рак, от которого он как будто выздоравливает. Через год его освобождают и переводят на вечное ссыльнопоселение в аул Кок-Терек. Но опухоль все-таки дает метастазы, и Солженицыну разрешают выехать на лечение в Ташкент.

В 1956 г. Солженицын реабилитирован. Он едет в Москву, в Ростов, затем устраивается в Рязани и работает учителем физики в школе, по ночам тайно сочиняя свой первый роман…

Между датой написания произведений Солженицына и датой их выхода в свет обычно проходило много времени. Дело здесь не только в том, что время воссоединения официально признанной литературы с самиздатом и время «возвращения» к читателю неопубликованных рукописей пришлось только на конец 1980-х годов, но и в том, что Солженицын часто сам затягивал публикацию книги, ожидая момента, когда она вызовет максимальный общественный резонанс. Литературная деятельность Солженицына была строго конспиративной. Он привык к бисерному почерку своих рукописей, к единственным машинописным их экземплярам.

В дальнейшем Солженицыну повезло с публикациями в журнале «Новый мир», тогдашнем средоточии свободной мысли в литературе, прославившем его имя; ему посчастливилось общаться с А. Т. Твардовским. Его ожидали долгая дружба с великим музыкантом М. Ростроповичем, изгнание из страны, жизнь в США в штате Вермонт, шумная слава на рубеже 1980 — 1990-х годов и, наконец, долгожданное возвращение в родную страну.

Вернувшись, писатель выступал по радио и телевидению. На страницах «Литературной газеты» отнюдь не странно было видеть программу «Как нам обустроить Россию» — писатели уходили в политику. Но вот прошло десятилетие, и средства массовой информации уже давно не уделяют Солженицыну большого внимания.

Та же «Литературная газета» спрашивает: «Насколько правомерно с нашей стороны ожидать от него ответов на все вопросы?» Судьба Солженицына стала материалом для многих его произведений и отразилась в судьбах его персонажей: Глеба Нержина, Ивана Денисовича Шухова, Немова, Олега Костоглотова, Игнатьича. И все же масштаб писателя определяется созданными им картинами народной жизни. С. П. Залыгин говорил о Солженицыне: «Вот он — этот народ! ГУЛАГ с Иваном, Матренина изба с тараканами, квартира советского дипломата, «золотое» КБ…»

На историческом портрете эпохи, данном Солженицыным, многие персонажи — реальные лица. Здесь и царь Николай Второй, и Столыпин; здесь и Рубин ; здесь и простая крестьянка Матрена Захарова, у которой учитель Солженицын

Снимал комнату и которая погибла под колесами поезда… В его книгах эти неравнозначные фигуры становятся художественно равноценными. Обладая прекрасной памятью и к тому же привычкой вести записные книжки, писатель собирает обширный материал, художественно выстраивает его вокруг «узлов» сюжета и стремится отобразить время адекватно восприятию читателя, так, чтобы изображаемое ожило.

Искал такие слова Солженицын не только в живой народной речи. «Ощущение глубины и широты русского языка, которые я предчувствовал, но был лишен их по своему южному рождению, городской юности, — и которые, как я все острее понимал, мы все незаслуженно отбросили по поспешности нашего века, по небрежности словоупотребления и по холостящему советскому обычаю», долгое время действительно было лишь ощущением, предчувствием. Внимательное отношение Солженицына к языковым средствам, помимо взыскательности к языку собственных произведений, простирается и на язык А. С. Пушкина, Н. В. Гоголя, Ф. И. Тютчева, И. С. Тургенева, Е. И. Замятина и др. На протяжении двух десятилетий отбиравшаяся писателем из их произведений и из словаря Даля лексика вошла в составленный им «Русский словарь языкового расширения» .

«Тут подобраны слова, никак не заслуживающие преждевременной смерти, еще вполне гибкие, таящие в себе богатое движение — а между тем почти целиком заброшенные, существующие близко рядом с границей нашего изношенного узкого употребления, — область желанного и осуществимого языкового расширения»,

— пишет Солженицын в предисловии к словарю. Вот некоторые из этих слов: ахтителъный, неумиримый, ворчба, взвынь, набежники, старогодняя, ущитить, фразисто, ясносиятельный, кривосудство, недоброслужащий, ветрен…

Для человека, любящего такие слова, было естественно назвать свою нобелевскую историю «Нобелианой» или давать своим книгам названия по пословицам: «Бодался теленок с дубом» , «Угодило зернышко промеж двух жерновов»

Время еще не «распределило » писателей XX в. «по степени величия» и не «записало» окончательно в «классики» иных из них. Впрочем, не исключено, что слова К. И. Чуковского, сказанные им Солженицыну в 1965 г.: «Не понимаю, о чем Вам беспокоиться, когда Вы уже поставили себя на второе место после Толстого», — окажутся пророческими.




На основе биографии Александра Исаевича Солженицына