На тему: РОМАН-АНТИУТОПИЯ Е. ЗАМЯТИНА «МЫ». Часть 2

Восхищение существующим порядком вещей отно­сится в Едином Государстве к разряду не только раз­решенных, но и обязательных эмоций. Любое решение Хранителей, а тем паче — Благодетеля подлежит, по­мимо беспрекословного выполнения, всяческому одоб­рению и восхвалению.

Даже творчество, казавшееся во все времена не поддающимся контролю, здесь было поставлено на служебные рельсы. В первой главе, в записи, воспро­изводящей статью, посвященную предстоящему стар­ту «Интеграла», мы читаем: «Всякий, кто чувствует себя в силах, обязан

составлять трактаты, поэмы, ма­нифесты, оды или иные сочинения о красоте и величии Единого Государства. Это будет первый груз, который понесет «ИНТЕГРАЛ».

Чуть позднее Д-503 восхваляет «Математические Нонны», посвященные правилам арифметики, «Шипы» — о Хранителях, «Ежедневные оды Благодетелю». Абсурдность «служебного» сочини­тельства особенно хорошо видна в ссылке на трагедию «Опоздавший на работу». Как в кривом зеркале, при­званном усиливать искажения, мы видим здесь множе­ство реально существующих «творцов под заказ».

Музыка в Едином Государстве вовсе искалечена. Теперь

каждый «нумер», вращая ручки специального аппарата, способен «производить до трех сонат в час», превращаясь в балаганного шарманщика, мнящего се­бя композитором.

Еще очень многое в Едином Государстве кажется сегодня нам чужим и невозможным: регламентация деторождения, грандиозный фарс выборов Благодете­ля, радость и восхищение жестокими казнями даже не инакомыслящих, а просто — мыслящих. Разницы между Операционным, где занимаются вивисекцией живого человека, и средневековым застенком инкви­зиции практически нет. Наверное, нацисты, делавшие опыты над человеческим «материалом», тоже так считали.

Однако роман «Мы» посвящен отнюдь не только описанию абсурдного, сверхразумного и безжалостного Единого Государства. Не все в этом исчадии цивилиза­ции гладко, не до всего добралась сокрушительная мощь Часовой Скрижали. И потому герои романа, скрывающие под внешней скорлупой «нумеров» челове­ческие чувства, вступают в конфликт со своей средой существования — каждый по-своему. И это неизбежно, ибо помимо холодного разума человек обладает еще и чувствами.

И как бы виртуозно ни распоряжалось ими государство, все равно у людей в той или иной степени возникает стремление к протесту. В первую очередь к протесту против установления запретительных ра­мок, против всеохватывающего регламента. Можно рас­топтать личность, сделать ее «нумером» — здесь нет большой проблемы для Единого Государства.

Но «про­диктовать» — еще не значит «убедить». Поэтому до сих пор существуют Хранители, а в Государственной Газе­те периодически появляются заявления: «По достовер­ным сведениям — вновь обнаружены следы до сих пор неуловимой организации, ставящей себе целью осво­бождение от благодетельного ига Государства». Поэто­му еще случаются праздники Правосудия — публич­ные казни клеток, посмевших быть недовольными пре­быванием во всеобъемлющем теле.

Конечно, зарождение протеста — процесс болез­ненный. Болезненный и медленный. Каждый из героев романа когда-то терзался своей необычностью, несоот­ветствием стандартам Государства. Женщину под но­мером I-330 мы видим уже прошедшей эти изменения, уже ставшей хорошо замаскированной раковой опухо­лью, подтачивающей могущество Государства.

Она и будет для «нумера» Д-503 проводником из мира ма­тематического в мир человеческий.

Дорога, избранная Д-503, терниста и извилиста. Особенно вначале, когда герой еще только начал осо­знавать возможность существования под одним небом не только высшей математики Единого Государства, но и парадоксального, природно-хаотичного окружаю­щего мира. То, что для «нумеров» считается пустым и уничтоженным Двухсотлетней Войной, на поверку оказывается наполненным жизнью. И эта жизнь пре­красно обходится без Часовой Скрижали.

Впервые Д-503 испытывает настоящее потрясение. То, что он уже успел пережить, не идет в сравнение с какими-то человекоподобными существами, с пищей, которая произросла на земле, а не получена из нефти.

Благодаря тому, что повествование идет от первого лица, читатель не является сторонним наблюдателем метаморфоз Д-503, а сопереживает ему, как бы идет в ногу с ним. Его конспект — это почти учебник, из ко­торого можно узнать, как из податливого, напичканно­го программами и установками робота превратиться в человека. Мы не видим готовности героя воспринять перемены, но так и бывает в жизни. Невозможно вы­рвать из себя с корнем то, что усваивалось и привива­лось с младых лет.

Д-503, заболевший человечностью, проходит все стадии недуга. И неприятие, и баланси­рование между новым и привычным, и — наконец, окончательный сдвиг, бунт. К сожалению, так и не за­вершившийся: Д-503 сделали операцию по удалению центра фантазии и он снова вернулся в стройные ряды «нумеров».

Фантазия, точнее способность мечтать и чувство­вать, — вот та черта, которая Единому Государству кажется самой опасной и разрушительной. Это небе­зосновательно, ибо когда человеку ничего не нужно, и он доволен существующим порядком в обществе, то он этому самому порядку абсолютно безвреден. И Государство массированно готовится к Великой Опе­рации — удалению фантазии.

Пробуждение у главного героя фантазии начинает­ся с малого — с каких-то необычных ощущений под древнюю, непонятную симфонию Скрябина: «И вот, медленно — солнце. Не наше, не это голубовато-хрустальное и равномерное сквозь стеклянные кирпичи — нет: дикое, несущееся, опаляющее солнце — долой все с себя — все в мелкие клочья». Гармоничная, идеаль­но-точная музыка Единого Государства бессильна про­будить в душе хоть что-то, а кажущаяся дикой симфо­ния Скрябина вдруг оказывается способной устроить настоящий переворот, она становится камешком, кото­рый может вызвать лавину.

А потом к Д-503 приходят сны. Это означает, что он уже другой, он уже никоим образом не «один из». Сны — это личное, это непостижимое и не поддающее­ся анализу. «Нумер», которому снятся сны, обречен стать человеком. Алкоголь и безумная, не укладываю­щаяся ни в какие рамки законов Единого Государства любовь главного героя к I-330 — это только лишь до­полнительные удары по внутренней упорядочности. В результате — математик, один из важнейших строи­телей «Интеграла», на испытаниях ведет себя безумно, даже по нашим меркам.

Тем трагичнее итог — опера­ция по удалению центра фантазии.

В ходе романа метаморфозу в человеческую сторону проходят также поэт R-13 и влюбленная в героя 0-90. Поэта заставляют рифмовать приговор смертной каз­ни — повода для празднества, публичного шоу, на кото­ром Благодетель наглядно показывает: во главе Единого Государства стоит палач. Благодетель и не спорит: «Вы думаете — я боюсь этого слова? А вы пробовали когда-нибудь содрать с него скорлупу и посмотреть, что там внутри? Я вам сейчас покажу.

Вспомните: синий холм, крест, толпа. Одни — вверху, обрызганные кровью, при­бивают тело к кресту; другие — внизу, обрызганные слезами, смотрят. Не кажется ли вам, что роль тех, верхних, — самая трудная, самая важная».

Может быть, Благодетель и считает роль палача почетной, но каково поэту подчинять свой дар смерти?

«Всякий подлинный поэт — непременно Колумб». Но можно ли первопроходца, первооткрывателя неиз­веданного заставлять выполнять карательные функ­ции? Никогда!

Поэт, несмотря на тиски, рамки, стерео­типы, не может пойти против своей природы. R-13 не способен творить по-настоящему, когда знает: его сти­хи станут напутствием и осуждением живому сущест­ву, которое сейчас лишат жизни.

А на выборах Благодетеля R-13, рискуя собой, спа­сает I-330, которая осмелилась прилюдно выразить свой протест, значивший больше, чем просто шаг про­тив поступательного движения массы. Ее протест по­казателен для тех «нумеров», которые всю жизнь были уверены: невозможен голос «против». Сомнение губи­тельно для слепой веры. Вот главное преступление 0-330.

Именно за него ее в итоге отправили в мучитель­ный Газовый Колокол, а не на относительно гуманную Машину Благодетеля.

0-90 перед Единым Государством виновата, и ее вина двойная. Во-первых, она осмелилась любить Д-503 даже после того, как на него был выписан «розо­вый билет» — другой женщине. Во-вторых, она посмела разбудить в себе материнские чувства и зачать ре­бенка без ведома и разрешения Государства.

Она зна­ет, что такое не прощается. Но мужество и желание оставить память о любимом человеке сильнее угрозы смертной казни: «Пусть! Но ведь я же почувствую его в себе.

И хоть несколько дней. Увидеть — только раз увидеть у него складочку вот тут — как там — как на столе. Один день!»

0-90 готова пожертвовать своей жизнью. Но, к сча­стью, ей предлагается другой путь. Пусть он и требует переломить себя, попросить помощи у соперницы. Но главное — мать и ребенок останутся живы.

Вырас­тет свободная личность, которая не будет задавлена Часовой Скрижалью. Вырастет надежда, что бездуш­ная математика проиграет.

«Мы» — это не только роман-антиутопия, но и ро­ман-предостережение. Хотя автор перенес действие в очень далекое будущее, он смог отразить события, некогда происходившее в истории нашего мира. В ча­стности, это отражение средневекового мракобесия и разгула инквизиции.

Единственный способ избежать перспектив замятинского произведения — не забывать: разум без сердца — чудовищен. Холодный интеллект способен совершить значительно больше преступлений, чем са­мая горячая, идущая от сердца, ярость.




На тему: РОМАН-АНТИУТОПИЯ Е. ЗАМЯТИНА «МЫ». Часть 2