На тему: Своеобразие конфликта в романе Замятина «Мы»

Своеобразие конфликта в романе Е. И. Замятина «Мы»

Труд художника слова — не профессия, а тяжелое бремя, можно ска­зать, образ жизни. Писатель постоянно раздираем противоречиями, хо­тя и стремится к гармонии; жаждет понимания, однако нередко остает­ся непонятым современниками; он втайне мечтает о «покое и воле», но находит их только в «буре», не умея останавливаться на достигнутом и даже боясь любой остановки «благодушества». И вот один борец за все­общее счастье, за установление справедливости на земле, переживший когда-то

царские застенки, высмеивающий старорежимные болота Рос­сии, оказывается неуспокоенным даже в новом, так горячо некогда же­ланном мире. И снова критика и сатира, снова застенки, но уже, увы, не царские, снова ссыл­ки, но уже, увы, с Родины освобожденной. А все почему?

Как уже отме­чалось не одним критиком, талантливому писателю дано увидеть и показать даже больше, чем сам он предполагает или знает. Так и Евгению Замятину, основным врагом которого, по его же утверждению, была и будет энтропия духа, удалось заметить, что дело, которому он служит, слишком велико для человече­ской невсеохватной мысли, что результаты

работы, тщательно и с любо­вью замысленной и исполненной, оказались иными, неожиданными и… страшными для человека. Вот иной взгляд в эпоху повального сча­стья — взгляд с позиции отдельной личности!

Оторвавшись на мгновение от картины прекрасного будущего для «всех», Замятин, а вслед за ним еще многие и многие писатели, попробо­вал спроецировать это прекрасное будущее на единичного его представи­теля. И по старой русской литературной традиции сделал героем своего романа человека, а не целое дружное сообщество людей, как того требо­вала новая революционная поэтика. В эпоху массовости в литературе и жизни писатель закономерно вспомнил о человеке, без истории жизни которого, ставшей стержнем романа, произведение, по мнению О. Ман­дельштама, теряет всякий смысл. Неугод­ный взгляд на мир «несговорчивого» писателя привел к созданию не­угодного романа, в центре которого значимость одного человека вдруг противопоставили всему миру.

Своеобразие же данного конфликта, не нового для насыщенной нравственно-психологической проблематикой русской литературы, состоит в особенностях противостоящих сто­рон: утопически прекрасное, исконно желаемое общество, обретенный земной рай и обыкновенный, заурядный представитель «осчастливлен­ного» народа.

Абстракции будущих миров, так прекрасно изображенные в традици­онных утопиях, нашли себя в романе Е. Замятина. Писатель, подобно своему «учителю» Ф. М. Достоевскому, и не собирался перечить глаша­таям новоприобретенного Эдема, где всем хватает пищи и крова, где не надо трудиться в поте лица, добывая хлеб свой насущный, где люди прозрачно-чисты, где нет места лжи и зависти… Однако, ставя в центре произведения отдельного представителя облагодетельствованной расы, писатель невольно превратил произведение о лучшем обществе в про­изведение о жизни человека этого нового общества.

От демонстрации правильного социального устройства «сторонним наблюдателем» он пе­решел к частным впечатлениям индивида, живущего по новым законам совершенного государства.

Мир антиутопии Замятина стерильно прекрасен: прозрачные, стек­лянные дома, прямые улицы-проспекты, нефтяная пища, чистота и порядок рационального бы­тия, отгороженного от неправильностей и неточностей природы Зеленой Стеной, радуют глаз не только повествователя, но и читателя. Сам рас­сказчик, Д-503, благонадежный представитель новой эпохи, талантли­вый математик и… обыкновенный, ничем не выдающийся человек. Он прекрасно существует в данном мире, вполне доволен своей жизнью и, более того, готов нести все достижения современного ему общества ми­рам, возможно, не достигшим такого идеального уровня развития.

Мы пока имеем дело с «нумером» , не ощутившим себя человеком. Конфликт антиутопии завязывается тогда, когда в герое, рационально мыслящем существе, возникают ирра­циональные, собственно человеческие чувства, просчитать и предвидеть которые оказалось невозможно даже умнейшему нумеру Д-503. Незна­комое до этого чувство — любовь — пробуждает в герое-конформисте сознание внутреннего человека, до сих пор дремавшее, заглушенное в нем, включающее в себя противозаконную и опасную фантазию, жажду уединения, ненужное в новом обществе стремление к самопознанию и самообъяснению и, самое ужасное, желание свободы. Теперь врач, занятый профилактикой отклонений нумеров, ставит Д-503 диагноз: «Плохо ва­ше дело!

По-видимому, у вас появилась душа». Итак, неожиданно про­снувшееся чувство помогло герою собрать воедино некогда специально разомкнутые составляющие человеческой природы — душу, ум и тело. Теперь уж он никогда не сможет целиком отдаться обществу, он непо­знаваем для «всех» именно из-за наличия «непрозрачного» элемента — души.

Герой постепенно ощущает свое «Я», обретая природную память: он узнает тайну своего появления на свет, радость встречи с произведениями свободной культуры, необыкновенный вкус вольной природы, как вкус собствен­ного единоличного величия, он узнает боль ревности и радость от этой боли. И Д-503 готов уже на муки и смерть, лишь бы оставаться свобод­ным и любимым.

Но гонимый человек в мире антиутопии не в состоянии, как правило, изменить своей участи, и Д-503 обречен. Особенностью конфликта в романе Е. Замятина оказывается то, что окончательное развенчание мятежника вкладывается в руки его Любви. В мире «Мы» одна утопия выступает против другой — уто­пия Единого Государства, тоталитарного режима, машинно-конвейерно — го бытия сменяется утопией партии «Мефи», ратующей фактически за освобождение животной сущности людей. Любовь, намеренно возбуждаемая в Д-503 мятеж­ной героиней 1-330, оказывается оружием в руках члена партии, стремя­щегося к покорению и подчинению, нужного для воплощения партийной идеи в жизнь нумера. Для нее влюбленный лишь Строитель Интеграла, и он опять, уже в другом сообществе, не смог обрести собственного имени, а получил вместо числа дескрипцию, а по Замятину, и числа и дескрипции — признак разложения человека.

Д-503, как и любой другой герой антиутопии, не побежден оконча­тельно, пока не допустит лживые идеи о всеобщем счастье в свою непро­зрачную душу. А потому слова старой доносчицы Ю и даже Благодете­ля, раскрывающие «притворство» и тайные замыслы I, вновь обретшему себя человеку практически безразличны. Он покоряется окончательно лишь тогда, когда одновременно включаются в его существе обе полови­ны — душа, растерзанная ревностью и разочарованием в возлюбленной, и интеллект, постигший бесконечность мира и тем самым опровергший основу Единого Государства. Так происходит окончательное развенча­ние обеих утопий романа: механистического, тоталитарного подавления и уничтожения природного, архаичного, доличностного.

Все это рычаги одной машины, обе системы исходят из одной философской категории, из одной концепции мира, являясь только разными ее полюсами. Сча­стье и свобода в соединении их, а не в разобщении, но это в безысходном мире антиутопий недостижимо.




На тему: Своеобразие конфликта в романе Замятина «Мы»