Романтичные босяки
Сиду гнева, пламя страсти и уверенность
Победы слышат тучи в этом крике.
М. Горький, «Буревестник»
У Горького предельно яркое, истинно-художественное дарование, которого не решаются отрицать самые злые ненавистники его. Основные свойства его таланта: замечательная наблюдательность и колоритность, заражающая читателя свежесть восприятия, высокое развитие чувства природы, первостепенная меткость афоризма. Наблюдательность Горького особого рода: он никогда не тонет в реалистических мелочах, схватывая немного, но зато самые
В связи с даром чрезвычайно сгущенного творчества находится и удивительная колоритность Горького. Жизнь сера, а русская в особенности; но зоркий глаз Горького скрашивает тусклость обыденщины. Полный романтических порывов, Горький сумел найти живописную яркость там, где до него видели одну бесцветную грязь, и вывел пред изумленным читателем целую галерею типов, мимо которых прежде равнодушно проходили, не подозревая, что в них столько захватывающего интереса.
Горькому «новы все впечатления
Неизменно воодушевляет Горького природа. Почти в каждом из удачных рассказов его есть прекрасные и чрезвычайно своеобразные описания природы. Это — не обычный пейзаж, связанный с чисто эстетической эмоцией. Как только Горький прикасается к природе, он весь поддается очарованию великого целого, которое ему всего менее кажется бесстрастным и равнодушно-холодным.
В какой бы подвал судьба ни забросила героев Горького, они всегда подсмотрят «кусочек голубого неба». Чувство красоты природы — особенно яркое и манящее в «Коновалове» и «Мальве» — захватывает Горького и его героев тем сильнее, что эта красота — самое светлое из доступных босяку наслаждений. Стремление Коновалова к бродяжеству имеет основой желание видеть новое и «красоту всякую».
Любовь к природе у Горького совершенно лишена сентиментальности; он изображает ее всегда мажорно, природа его подбодряет и дает смысл жизни. «Максим, давай в небо смотреть», — приглашает Коновалов автора, и они ложатся на спину и часами созерцают «голубую бездонную бездну». Оба они сливаются в одном чувстве «преклонения перед невыразимо ласковой красой природы». При таком глубоком отношении к красоте эстетизм Горького не может ограничиться сферой художественных эмоций.
Как это ни удивительно для «босяка», но Горький через красоту приходит к правде.
В пору почти бессознательного творчества Горького, в самых ранних вещах его — «Макаре Чудре», «Старухе Изер-гиль», — искренний порыв к красоте отнимает у «марлинизма» Горького главный недостаток всякой вычурности — искусственность. Конечно, Горький — романтик; но в этом главная причина, почему он так бурно завоевал симпатии изнывшего от гнета строя обыденщины русского читателя. Заражала его гордая и бодрая вера в силу и значение личности, отразившая в себе один из знаменательнейших переворотов русской общественной психологии.
Горький — органический продукт и художественное воплощение того индивидуалистического направления, которое приняла европейская мысль последних 20-25 лет.
Прилив общественной бодрости, которым знаменуется вторая половина 90-х годов, получил свое определенное выражение в марксизме. Горький — пророк его или, вернее, один из его создателей: основные типы Горького создались тогда, когда теоретики русского марксизма только что формулировали его основные положения. Кардинальная черта марксизма — отказ от народнического благоговения пред крестьянством — красной нитью проходит через все первые рассказы Горького. Ему, певцу безграничной свободы, противна мелкобуржуазная привязанность к земле.
Устами наиболее ярких героев своих — Пыляя, Челкаша, Сережки из «Мальвы» — он не стесняется даже говорить о мужике с прямым пренебрежением.
Один из наиболее удачных рассказов Горького, «Челкаш», построен на том, что романтичный контрабандист Челкаш — весь порыв и размах широкой натуры, а добродетельный крестьянин — мелкая натуришка, вся трусливая добродетель которой исчезает при первой возможности поживиться.
Еще теснее связывает Горького с марксизмом полное отсутствие той барской сентиментальности, из которой исходило прежнее народолюбие. Если прежний демократизм русской литературы был порывом великодушного отказа от прав и привилегий, то в произведениях Горького перед нами яркая «борьба классов». Певец грядущего торжества пролетариата нимало не желает апеллировать к старонародническому чувству сострадания к униженным и оскорбленным.
Перед нами настроение, которое собирается само добыть себе все, что ему нужно, а не выклянчить подачку. Существующий порядок горьковский босяк, как социальный тип, сознательно ненавидит всей душой. Тоскующий в условиях серой обыденщины пролетарий Орлов мечтает о том, чтобы «раздробить всю землю в пыль или собрать шайку товарищей или вообще что-нибудь этакое, чтобы стать выше всех людей и плюнуть на них с высоты…
И сказать им: ах вы, гады! Зачем живете? Как живете?
Жулье вы лицемерное и больше ничего».
Идеал Горького — «буревестник». Унылые и робкие «чайки стонут перед бурей»; не то — буревестник, в крике которого страстная «жажда бури». «Силу гнева, пламя страсти и уверенность в победе слышат тучи в этом крике». Буревестник «реет смело и свободно над седым от пены морем»; все его вожделения сводятся к одному — «пусть сильнее грянет буря». Основные черты художественной и социально-политической физиономии Горького определенно и ярко сказались в его первых небольших рассказах. Они вылились без малейшей надуманности и потому свободно и не напряженно, т. е. истинно-художественно, отразили сокровенную сущность нарождавшихся новых течений.
Все, что писал Горький после того, как вошел в славу — за исключением драм, — ни в художественном, ни в социально-политическом отношениях ничего нового не дало, хотя многое в этих позднейших произведениях написано с тем же первоклассным мастерством.
Романтичные босяки