Русская «женская» поэзия
В русской поэзии со второй половины 90-х годов наступил период новых философских и эстетических поисков, представленных именами Вячеслава Иванова, Валерия Брюсова, Константина Бальмонта — корифеев русского символизма В русле этой школы развивается творчество Мирры Лохвицкой — ученицы Майкова и Бальмонта. Классичность формы их лирических произведений сочетается со взрывным, нетрадиционным содержанием. У Лохвицкой — это песни страсти, открывающие заповедные тайники женского сердца.
Именно Мирра Лохвицкая первой переступила
Напротив, во всех слоях общества нарастала жажда высказать себя до конца, докопаться до сути человеческих отношений, по возможности полнее разобраться и в переливах любовных чувств, и в перепадах страсти. По духу наиболее характерных для поэтессы строф, их всегда блистательному, многоцветному «оперению», их чувственной насыщенности, ближе всего Лохвицкой творчество К. Бальмонта. Это отмечала уже критика 90 — хгодов. Первый
За него в следующем году М. Лохвицкая награждена почетной академической премией имени А. С. Пушкина, избрана в Общество любителей российской словесности.
Ведущий рецензент, готовивший отзыв по случаю выдвижения на Пушкинскую премию, А. А Голенищев — Кутузов писал: «…Однообразие и ограниченность содержания в поэзии г-жи Лохвицкой в значительной мере искупается той виртуозной игрой образов, звуков и красок, которая невольно увлекает читателя и не дает ему заметить, что в сущности он перечитывает под разными видами одну и ту же старую сказку». Но против премии рецензент не возражал. Она вручена заслуженно.
Однако, в отклике на раннюю смерть М. Лохвицкой в 1905 году В. Брюсов говорил: «Для будущей «Антологии русской поэзии» можно будет выбрать у Лохвицкой стихотворений 10-15, истинно безупречных». В сонетах Лохвицкой любовь и красота занимают центральное место, но они отходят от строгих канонов.
Некоторые критики видели в них «измельчание поэзии» и гражданского духа. Лохвицкая выпустила пять сборников. Ее считали по тем временам безнравственной, а она с удивлением спрашивала: Я не знаю зачем упрекают меня, Что в сознаньях моих слишком много огня.
В любовной лирике Лохвицкой звучат все оттенки древнейшей и вечно молодой темы любви — от едва уловимого его зарождения до бурных проявлений и «памяти сердца». Что же оказалось современникам столь шокирующим? Да совершенно невинные по теперешним временам признания:
И, голову с мольбой на грудь твою склонив,
Изнемогаю я от счастия и муки…
И силы падают… и холодеют руки…
И страсти бешеной я чувствую прилив!
Может быть, особенное неприятие вызывала ее отнюдь не некрасовская трагическая муза. Одна из немногих, она не ослепляла себя видениями из снов Веры Павловны, а ясно прозревала грядущий ужас. Я — откровений тайных жрица. И мир — пустыня для меня, Где стонут жертвы и убийца, Где страждущих белеют лица В геене крови и огня.
Мирра Лохвицкая была самой энергичной и яркой поэтессой XIX века.
Современникам мало известно творчество Софии Парнок. Из двух с половиной сотен стихотворений, написанных ею, в золотой фонд русской поэзии можно внести не более десятка. И все же, в поразительно простых по интонации строках столько обаяния:
Еще не дух, почти не плоть,
Так часто мне не надо хлеба,
И мнится: палец уколоть,
Не кровь, а капнет капля неба.
Поэтесса близка к тому, что ныне называют интеллектуальной поэзией. Это — философская лирика с ее неистребимой жаждой идеала, попытками разобраться и в космосе бытия, и микрокосмосе своего «я». Под пером Софии Парнок излюбленные ранее темы, специфичные для женской лирики, сменяются всечеловеческими темами. Такая мысль была высказана в одном из первых откликов на книгу С. Парнок: «Усмирить, заковать женскую душу со всеми ее противоречиями в суровый мужественный стих — вот пафос этой поэзии…»
Зинаида Гиппиус стояла у истоков русского символизма и была одним из его негласных лидеров. Ее поэзия отмечена выразительным сочетанием интеллектуальной глубины и психологической подвижности, ритмической изысканностью и стилистическим мастерством. Брюсов отмечал исключительное умение поэтессы «писать афористически, замыкать свою мысль в краткие, выразительные, легко запоминающиеся формулы»: Мне мило отвлеченное:
Я жизнь им создаю…
Я все уединенное,
Неявное люблю.
В ранних стихах
Гиппиус как и все «старшие символисты», исповедовала культ одиночества и иррациональных предчувствий, пытаясь преодолеть духовное раздвоение и духовный кризис на путях веры в Бога. В ее стихах часто встречаются слова о смерти: Не страшно мне прикосновенье стали И острота и холод лезвия. Но слишком тупо кольца жизни сжали И, медленные, душат, как змея.
Эти строки из сонета — продолжение традиции русского женского сонета XIX века. Но здесь она отказывается от строгих канонов и четырнадцать строк заменяет двенадцатью. Как художнику Гиппиус доступны все современные пути поэзии, но она сознательно не хочет полной яркости и полной звучности, избегая слишком резких эффектов, слишком кричащих слов.
Пейзажная лирика поэтессы по мнению Брюсова достигает чисто тютчевской зоркости. Как прекрасна характеристика «весеннего ветра»:
И разрезающе остра
Его неистовая ласка,
Его безумная игра…
Русская «женская» поэзия