Современники о творчестве М. Е. Салтыкова-Щедрина

Щедрин известен в литературе нашей как писатель-беллетрист, посвятивший себя, преимущественно объяснению явлений и вопросов общественного быта. Г. Щедрин не знает таких случаев в жизни, которые важны были бы одним своим нравственным или художественным значением. Он вполне свободен от сочувствия к эгоистическим радостям, — надеждам и страданиям человека, самовольно прорастающим иногда в среде важных стремлений и вопросов эпохи, без явного отношения к ней, как прорастают кустарники и деревья на каменных сводах старых построек, не спросясь

никого.

Все это дает деятельности г. Щедрина какой-то суровый характер, несмотря на откровенный его юмор и на замечательную способность его к политической карикатуре и к «шаржам» вообще.

…Один том собраний сочинений, следовавший за его «Губернскими очерками» — «Сатиры в прозе», — недавно вышедший и о котором мы намерены сказать здесь несколько слов, заключает в себе результат наблюдений автора над обществом, беспощадный и во многих случаях очень меткий анализ тайных побуждений, которые управляют мыслями, чувствами, поступками и жизнью обитателей Глупова — этого нового географического

пункта, открытого г. Щедриным и отличающегося от других таких же пунктов тем, что настоящих его границ никто указать не может. …Освободившись от тяжести и стеснения обыкновенного рассказа, г. Щедрин свободно предался анализу, оценке и олицетворению тех элементов общества, которые он нашел в нем, когда новый моральный принцип, под видом крестьянской, административной и общественной реформы, насильно вторгся в средину его, спасая его и обнаруживая все тайны его болезни. Картина, представленная г. Щедриным, есть, в своем роде, мастерская вещь и, как домашняя история общества, может быть противопоставлена газетной или официальной жизни нравственного положения образованных классов в знаменитую эпоху перелома, — хотя вопрос — которая из этих историй вернее — остается вполне нетронутым. Трудно и перечислить все подробности щедринского понимания факта. Злоба потревоженных глуповцев, умеряемая только их страхом и привычкой повиновения; панический ужас, побеждаемый, в свою очередь, тайною надеждой на возвращение прежних времен; лицемерие, старающееся спасти остатки погибающих

Порядков яростным заявлением своей готовности на их преследование; грубость, своекорыстие и насилие, чувствующие, как убегает почва из-под ног их, и взывающие к новому принципу и к новой силе, в одно и то же время с плачем и скрежетом зубов, с мольбой о спасении и с проклятиями — тут все есть, даже и первые зачатки глуповского возрождения в форме молодых администраторов, пропитанных журнальными статейками и отыскавшихв своем чтении поводы кичиться перед людьми и презирать целиком провинцию… Публика наша еще и не видала такого прямого, простого и ясного способа относиться к современности, но эта цельность воззрения всего более послужила г. Щедрину. Он отсюда получил свой особенный тон речи, необычайную изобретательность в приискании самого живописного слова для своей мысли и, вообще, характеристический стиль, чего нет ни у одного из его подражателей… Одна страница размышлений, указаний и выводов г. Щедрина… сильнее действует на нервы человека, умеющего понимать слова, чем все их кропотливые и даже талантливые разыскания. Это оттого, что факты, как бы страшны они ни были и как бы ни были ловко сгруппированы, еще не составляют всего на свете; страшнее и важнее их мысль, порождающая факты, а мыслью-то человека и занимается г. Щедрин с особенною любовью и с особенным искусством.

Впрочем, и это не оградило бы его от соперников и не упрочило бы вполне его торжество над ними.

Можно подражать ему и даже превзойти его в мастерстве добиваться от лиц и событий самых неожиданных признаний. Но есть в нашем авторе сторона, под которую уже нет никакой возможности подделаться. Мы говорим о силе, искренности и достоинстве его воодушевления, которое слышится в каждой его строке.

Г. Щедрин всегда принимается за свою работу, как фанатик этой самой работы. …Мы уже говорили об его тоне, манере и едком юморе, но этого мало: настроение подсказало ему все те эпитеты, прозвища, определения, которые возлагаются автором, словно позорные клейма, на образы, им выводимые, на порядок мыслей, им разбираемый. 1863 г. И. С. Тургенев

Несмотря на эксцентричность этой книги, переходящую местами даже в карикатурность, ее не только будут с удовольствием читать любители юмора… но несомненно примет во внимание и будущий изобразитель тех сдвигов, которые изменили за последние сто лет лицо русского общества. Ее автор, пишущий обыкновенно под псевдонимом Щедрина, но в действительности носящий имя Салтыкова, будучи заподозрен, подобно многим другим писателям, в распространении либеральных идей, получил свою долю преследований и ссылки при императоре Николае I; позднее он приобрел большую известность серией очерков, изданных лет пятнадцать назад под названием «Сцены провинциальной жизни» , где с неукротимой силою бичевал многочисленные злоупотребления, царившие тогда под именем власти и правосудия.

Сатирическая манера Салтыкова до некоторой степени сходна с манерой Ювенала. Его смех горек и презрителен, его насмешка нередко оскорбительна. Но, как мы уже сказали, его свирепость часто проявляется в форме карикатуры. Карикатура бывает двух родов: одна преувеличивает истину, как бы посредством увеличительного стекла, но никогда не изменяет всецело ее природы; другая более или менее сознательно отклоняется от естественной правды и соразмерности. Салтыков допускает только первый род, который один только и приемлем. Это — естественное следствие его характера, скрывающего доброту и чувствительность под суровой внешностью.

В то же время он очень тонок в своем восприятии вещей и проявляет способность к интуиции и провидению. Он много читал, а сверх всего много видел. Действительно, он знает свою родную страну лучше, чем кто-либо из современников.

«История одного города» — в сущности представляет «обой род сатирической истории русского общества за вторую половину прошлого и начало нынешнего века в форме забавного описания города Глупова и начальников, последовательно правивших им с 1762 по 1826 г. Целиком ее невозможно перевести, и западноевропейская публика, я думаю, не поняла бы и не оценила бы ее. В ней слишком силен «местный колорит» и язык слишком часто сбивается на жаргон. Часто также автор дает полную свободу своему воображению и доходит до совершенных нелепостей. Елисеев


1 Звезда2 Звезды3 Звезды4 Звезды5 Звезд (1 оценок, среднее: 5,00 из 5)


Современники о творчестве М. Е. Салтыкова-Щедрина