Спиритуалистическая стремления испанской философии

Этот краткий обзор исторической литературы в Испании показал нам, что мы напрасно стали бы искать здесь самостоятельного развития тех отраслей знания, которые достигаются путем строгой умозрительной логики и большой рассудочной силой. Испанские мыслители, одаренные живостью воображения и той счастливой быстротою взгляда, что создает иногда бессмертие гениальным людям, оказываются почти совсем неспособными подчинить свой ум правильной дисциплине: им недостает выдержки, надлежащего терпения для того, чтобы постепенно подниматься по ступеням

индукции и шаг за шагом выводить все следствия, необходимо вытекающие из общего положения. К тому же они не так усердно и не так много работали над науками, чтобы овладеть их связующим звеном, т. е. философией.

Поэтому испанцы не создали, да и не могли создать самостоятельно ни одной, сколько ни — будь новой философской школы; их живой, восприимчивый ум не в состоянии породить такой общей, строго сформированной системы, где в определенном синтезе объединялись бы все человеческие знания. Следовательно, нам остается только внимательно рассмотреть, как относились они к различным философским системам, возникавшим

y иностранных наций, и почему та или другая школа получала y них преобладающее влияние. Это уже само собою приведет нас к надлежащим заключениям.

С такой точки зрения мы не можем не отметить y испанских мыслителей общего стремления к крайнему спиритуализму. Ни сенсуализм Локка и Кондильяка, ни скептицизм Юма, ни позитивизм Огюста Конта никогда не пользовались особым вниманием в Испании, да, по правде сказать, и мало понимались там.

В этом народе, закаленном в борьбе с Исламом, развившем в себе до высшей степени чувство и страсть, естественно должна была укорениться, вместе с религиозной верой, и глубокая антипатия ко всему методическому, научному, рассудочному, ко всему, что охлаждает и не дает простора вдохновению. Критический анализ, сомнение, отрицание совершенно чужды его духу ему нужен только идеал, то бесконечное, к которому стремится он со всей горячностью своего энтузиазма. Вот почему его так притягивает идея первоначальной причины: не допуская принципа взаимодействия, он видит и соединяет в ней все; она источник его духовной и телесной жизни, она же единственный инициатор всякого движения и центр всякой силы.

Изучение законов природы и все успехи современного естествознания не возбуждают особенного интереса в испанце, он не придает им большого значения, не углубляется в них и даже враждебен им, потому что

Мы уже говорили o спиритуалистической пропаганде, предпринятой в 1824 году в Барселоне основателями журнала El Europeo; в царствование Изабеллы II она возобновилась в том же городе и с тем же направлением, только с более сильной аргументацией и с большим знанием философских учений, распространенных во Франции, Шотландии и Германии.

Умственные силы каталонских мыслителей сосредоточивались на той совокупности нравственных и политических наук, что получили в настоящее время название социологии. Они признали наблюдение единственным способом открытия законов, управляющих нашим разумом, a исторический метод провозгласили самым верным, безошибочно ведущим к познанию истины.

«Истина, говорит Марти, достигается не единичными усилиями одного человека и не одним каким ни будь веком, a совокупной и сложной работой всего человечества во все время его существования».

На основании этого испанские философы постоянно ратовали против антологии и метафизики, бросающих человеческий ум в область абсолютного без руля и компаса. И так далеко зашли по этому пути каталонские мыслители, что пытались даже совместить несовместимое, т. е. разум с бессознательной верой; конечно, они изнемогли в своем неблагодарном труде, как изнемогали на наших глазах уже многие выдающиеся умы, достойные лучшей участи, но, в конце концов, все-таки упавшие в эту бездонную пропасть, где суждено погибнуть всякому, кто вознамерится идти против законов разума.

Между учеными так называемой каталонской школы наиболее наблюдательным, последовательным и стойким является дон Рамон Марти, автор Элементарной философии. По своим воззрениям он ближе всего подходит к Шотландской школе, ставящей совесть началом и основанием всякого человеческого мышления; его теория признает ее также совершенно независимым фактором, субстанцией, неподдающейся действию всеразлагающего анализа, a в обобщенной форме называет здравым смыслом. Философия, по мнению Марти, не может проникать в сущность самого духа и потому необходимо должна ограничиваться одними лишь внешними его проявлениями.

Этим учением он отклонил своих соотечественников от всех философских систем, не основанных на анализе и наблюдении, a также заставил их с осторожностью относиться к метафизике и антологии, как наукам, не имеющим реальных элементов существования.

Наряду с доном Рамоном Марти выделяется юрист Сампонтс, который в своем предисловии к изданию Las Partidas представил глубокое исследование оснований гражданского и естественного права. Ему также принадлежит значительная доля участия в популяризации среди каталонцев исторического метода Савиньи, встреченного ими с большим сочувствием. Действительно, ни одна теория не могла бы так сильно привлечь к себе обитателей Каталонии, как та, что оправдывала исконную привязанность к старым традициям.

Жаль, что не явилось вскоре новых представителей того же направления, и некому было поддержать произрастания семян, брошенных Рамоном Марти и Сампонтсом. Каталонская школа после них стала уклоняться мало-помалу от начертанного пути и наконец, совсем потерялась в спиритуализме католической религии. Главными виновниками этого прискорбного уклонения являются два человека, имевшие огромное влияние на своих соотечественников, благодаря выдающейся даровитости.

Это — священник дон Яго Вальмес и писатель дон Паоло Пиферрер, умершие одновременно в 1848 году, один — тридцати восьми лет, другой не достигнув еще и тридцати.

Имя Бальмеса не без основания пользуется громкой известностью в католическом мире испанцев. Суровый и строгий служитель алтаря, скромно-сдержанный в приемах, но полный внутренней силы и энергии, он напоминает мощные натуры тех средневековых борцов за веру, что с такою страстью обрушивались на первых защитников человеческого разума, едва лишь еще дерзавших возвышать свой голос.

Теперь эта борьба стала значительно труднее, и Бальмесу приходилось уже напрягать все способности своего недюжинного ума, чтобы только отпарировать смертельные удары, наносимые его католической вере, как современной наукой, так и тем, что он называл ересью. Философ и вместе популяризатор, он в самой философии черпал веские доводы, могущие хотя отчасти. согласовать принципы религии с новейшими выводами науки, и в своей книге О протестантизме дал своим единомышленникам довольно сильное оружие для борьбы с английской пропагандой, начавшей было с успехом распространяться на Пиренейском полуострове.