Сюжетное построение «Повести о Басарге и сыне его Борзосмысле»

Это не сочетание новелл-анекдотов, а, в сущности, одна развернутая новелла. Здесь рассказывается, как купец Басарга со своим семилетним сыном Борзосмыслом отправился из Царьграда в путешествие; буря занесла его корабль в город Антиохию. Неверный царь, латинянин Несмеян, царствующий в этом городе, требует от Басарги, чтобы тот отгадал три загадки, — в противном случае купец должен будет перейти в латинскую веру или быть казненным.

Вернувшись на корабль после разговора с царем Несмеяном, «плача и рыдая горько» и ожидая «себе от царя

смерти», Басарга застает сына за «детскими играми»: сын скачет по палубе верхом на палочке как на коне, «яко же таков извычай детишек». Но, играя в «детские игры», юный Борзосмысл оказывается при этом не по-детски мудрым: он предлагает отцу разгадать царские загадки. Басарга берет Борзосмысла с собой, и тот действительно решает загадки Несмеяна. Первая из них: «Как далеко от востока до запада «, вторая: «Чего в мире десятая часть убывает за день и прибывает за ночь «.

Для решения третьей загадки отрок просит дать ему царские одежды и меч и собрать весь народ Лнтиохии. Он спрашивает антиохийцев,

в какую веру они хотят веровать. «Хощем, господине, веровать в святую троицу!» — «вопят» все люди «единым гласом». «То твоя третья загадка отгадана! Не смейся, поганый, нам, православным христианам!» — говорит «детище», отрубает голову злому царю, освобождает Антиохию и сам становится в ней царем.

По своему характеру единый сюжет «Повести о Басарге» сходен с эпизодами-анекдотами «Повести о Дракуле»; в основе его также лежит разгадывание загадок: герой подвергается испытанию и с честью выходит из него, перехитрив своего противника. В основе «Повести о Басарге» лежит один из весьма распространенных сюжетов фольклора и мировой литературы, обычно именуемый в фольклористике анекдотом об «императоре и аббате» . Как и во всех рассказах на этот сюжет, загадки жестокого правителя отгадывает здесь не тот человек, которому они заданы, а заменяющий его читателя, естественно, всецело на стороне мудрого «отрока», победившего неверного царя. Однако и здесь занимательность повествования явно преобладала над назидательностью.

Скачущий на палочке по палубе корабля Борзосмысл был совсем не похож на обычных житийных героев, отвергавших детские игры и «пустотные забавы»; герой этот не укладывался и в рамки обычного исторического повествования.

Переводные и оригинальные повести, получившие довольно широкое распространение в русской письменности второй половины XV в., во многом порывали с традициями литературы предшествующих веков.

Повести эти вводили новые и непривычные темы, новых героев. Заведомая вымышленность литературных персонажей не была свойственна средневековой литературе. Читатели XV в. были уверены в историчности героев повествовательной литературы; например: Александра Македонского, императора Константина и полководца Зустунеи; не сомневались, вероятно, и в историчности Дракулы, но уже Несмеян, безымянный старец из «Повести о старце», три «отрока» из «Сказания о Вавилоне», Басарга и Борзосмысл скорее должны были напоминать им героев сказки, чем исторических персонажей. Еще сложнее обстояло дело с такими повестями, где героями были такие явно сказочные существа, как Китоврас, или звери, действующие, как люди, в «Стефаните и Ихнилате».

По своему построению «Соломон и Китоврас» и особенно «Стефанит и Ихнилат» ближе всего должны были напоминать читателям, воспитанным на средневековой литературе, религиозные притчи, где образы и поступки героев имели символический характер. Но это были не притчи, а именно сказки о зверях, и, когда некоторые переписчики пытались однозначно истолковать басни «Стефанита и Ихнилата» и добавляли к ним поучения, они явно портили и искажали этот памятник.

Повести, появившиеся в русской литературе во второй половине XV в., отличались еще одной важной особенностью.

Повести эти были сюжетны: заключавшиеся в них авторские идеи высказывались не в виде прямой проповеди, а косвенно — через развертывание событий, происходивших с героями. В ряде повестей XV в. образы действующих лиц были психологически сложными, а оценка их — неоднозначной: Китоврас, Ихнилат и даже «зломуд-рый» Дракула не были ни героями, ни просто злодеями. Окончание «Соломона и Китовраса», «Стефанита и Ихнилата» и «Повести о Дракуле» также не имело однозначного смысла; оно не было торжеством справедливости.

Сюжетное построение ряда переводных и оригинальных повестей второй половины XV в. резко отличало их от большинства памятников древнерусской письменности, где основные идеалы обычно выражались автором от собственного лица — прямо, непосредственно и однозначно. Но такое построение сближало зато эти повести с устным повествованием, с народной сказкой, в которых тоже важнейшую роль играл сюжет — рассказ о приключениях героя — и где выступали заведомо вымышленные герои, иногда — сказочные звери. Мало связанные с традиционной церковной литературой, многие повести XV в. отражали «мировые сюжеты», получившие широкое распространение в западной литературе позднего средневековья и Возрождения. «Александрия», «Троянские сказания», «Соломон и Китоврас», «Стефанит и Ихнилат», «Дракула», «Басарга» — все эти памятники во многом сходны с произведениями литературы Западной Европы XIV-XVI вв. Это не было следствием прямого заимствования; сходство объяснялось тем, что и в Западной и в Восточной Европе «бродячие» устные сказания стали записываться на бумагу, переходили из фольклора в литературу; появились также переводы восточных басенных циклов.

Во второй половине XV в. литература в России развивалась по пути, во многом сходном с развитием литературы на Западе. 15 XVI в. пути их, как мы увидим, резко разошлись.




Сюжетное построение «Повести о Басарге и сыне его Борзосмысле»