Тайное и явное в стихотворении «Валерике»
Интересно следующее место из диалога между штабс-капитаном Р-о и юным прапорщиком, недавно попавшим на Кавказ. Штабс-капитан говорит:
«У вас на парадах, да на смотрах как зарядят «ура», так и конца ему нет: и сами потешаетесь, и родительское сердце радуется. На Кавказе солдат в бою не будет тянуть эту канитель, да и некогда. Разве вы слышали хоть один раз продолжительное «ура» при штурмах, атаках и прочее?
Лермонтов:
Стоял кружок. Один солдат
Был на коленах; мрачно, грубо
Казалось выраженье лиц,
Но слезы капали с
Покрытых пылью. На шинели,
Спиною к дереву, лежал
Их капитан. Он умирал…
.
Ср. у Волконского описание смерти Круковского. Когда Кру-ковской был убит, казаки положили его тело на бурку; «непритворные слезы капали из глаз казаков».
Волконский указывает, какая перемена происходит в солдатах после битвы: «Лишь только солдатики хлебнули свежей водицы и смыли ею пот и кровь с своих лиц — они и ожили, и оживились. Пошли толки, рассказы, смешки, пересмешки, воспоминания о том или другом курьезе неприятеля. Посторонний зритель, наверное, сказал бы, что эти люди и не думали стоять лицом к лицу
Эти штрихи подтверждают, как глубоко правдив был поэт в описаниях войны, как многозначительно каждое его слово.
В настоящей заметке мы хотим несколько подробнее остановиться на этом, почти незатронутом, но весьма важном вопросе.
В юные годы Лермонтов, очевидно, зачитывался оригинальными и переводными произведениями Козлова; из его поэм он переносил многие места, едва их изменив, в свои первые поэмы. Отголоски этого влияния можно подметить даже в позднейших произведениях Лермонтова. Особенно привлекали поэта поэмы Козлова, проникнутые байроническим духом; поэзия Козлова послужила мостом, по которому молодой Лермонтов подошел к самому Байрону.
Некоторое влияние па Лермонтова оказала известная поэма Козлова «Чернец» . Нечто общее с «Чернецом» имеют поэмы Лермонтова — «Исповедь», «Боярин Орша» и «Мцыри». В поэме Козлова Чернец перед смертью открывает игумену-старику свою душу. Поэма заканчивается описанием смерти Чернеца.
Любопытно, что в «Записках» А. О. Смирновой аналогичный каламбур оказывается принадлежащим Великому Князю Михаилу Павловичу; по его словам, Великий Князь, говоря о сыне княгини Ливен, которого звали Жан-Жаком, и который был рыжим, сострил: «Мой Жан-Жак хотя и рыжий, и его даже находят глупым, но все-таки он не Жан-Жак Руссо, а сын нашей доброй княгини Ливен»… .
(1 оценок, среднее: 5,00 из 5)Тайное и явное в стихотворении «Валерике»