У истоков образа Пушкина поэта
Много лет спустя после гибели поэта близкий друг Пушкина Вяземский, посетив Молдавию, написал стихи «Проездом через Кишинев». В них упоминались далекие двадцатые годы, в которые
…прослывший бес арабский, Наш поэтический пострел, Невольный житель бессарабский, Здесь вольно жил и вольно пел. С молвы стоустой Кишинева Его стихов, его проказ От одного в уста другого По всей России шел рассказ. Его затверживали сразу, И каждый шаг, и каждый стих Вносились, словно по заказу, В легенду сплетней городских…
Чем навеяны эти строки? Быть
Его стихи публиковались в центре, в столицах. Неужели и в отдаленной глуши уже тогда был он столь знаменит? Популярен настолько, что самое имя его окружалось легендами, а поступки и стихи «затверживали сразу»?
Нет ли здесь преувеличения, нет ли поэтической вольности? А если так, то как вообще относиться к подобным свидетельствам пушкинского
Ранняя слава действительно обратила к Пушкину многие») любопытствующие взоры. Еще очень молодым человеком он стал центром внимания, толков, споров и домыслор. Мемуары современников подтверждают, что и на юге, в пору ссылки, пытливые взоры следили за ним, а воображение его поклонников и поклонниц сплетало полную невероятных событий «легендарную» его историю2.
Что же касается стихов Вяземского, они — повод не столько для сомнений, сколько для размышлений над некоторыми особенностями нашей памяти о великих людях.
П. А. Вяземский, знавший Пушкина с его юных лет, свое поэтическое воспоминание датировал 1867 людом. Многое тогда переменилось, только мысли о поэте не оставляли, тревожили:
…Тебя ищу я в Кишиневе И в Петербурге я ищу: Но место пусто, жизнь суровей, И бывший о былом грущу. Для прежней жизни век наш жуток, Весь мир — все тот же Кишинев: Нет Пушкинских стихов, ни шуток, Ни гениальных шалунов…
По прошествии многих лет жизнь поэта просматривалась как бы в обратной перспективе. Быть может, оттого-то популярность Пушкина второй половины 20-х годов проецировалась и на ранние годы. Если и есть в посвящении Вяземского некоторое преувеличение, то в целом не противоречащее реальности, это предвосхищение того, что имело место чуть позднее.
У памяти о прошлом, всегда эмоционально окрашенной, согретой субъективным отношением,- свои властные законы. Они должны учитываться при попытках реконструкции представлений о поэте его современниками. Люди возвращаются в прошлое, как в машине времени, всегда обогащенные багажом более поздних знаний о далекой эпохе. Мы тоже, знакомясь с первыми отзывами о Пушкине, читая восторженные хвалы В. А. Жуковского «молодому чудотворцу», помним о более. сложной картине взаимоотношений поэта с его окружением.
Маститые литераторы скоро оценили необычайное дарование юноши. «Что скажешь о сыне Сергея Львовича? — писал в сентябре 1815 года П. А. Вяземский К. П. Батюшкову.- Чудо и все тут…» Соглашались с высокими оценками таланта Г. Р. Державин, И. А. Крылов, Н. М. Карамзин…
К. Н. Батюшков, прослушав отрывок из «Руслана и Людмилы», был, по свидетельству очевидца, «поражен неожиданностью и новостью впечатления»1 После чтения в рукописи первой главы «Онегина» В. А. Жуковский в письме к автору в 1824 году восклицал: «…Несравненно! По данному мне полномочию предлагаю тебе первое место на русском Парнасе. И какое место, если с высокостшо гения соединишь и высокость цели!
Милый брат по Аполлону! это тебе возможно! А с этим будешь недоступен и для всего, что будет шуметь вокруг тебя в жизни»
Марина Цветаева писала, что есть три Пушкина: поэт «очами любящих «, есть Пушкин — «очами любопытствующих » есть Пушкин — «очами судящих…». Этот ряд перечислений можно продолжить.
(1 оценок, среднее: 5,00 из 5)У истоков образа Пушкина поэта