В чем заключается новаторство Тредиаковского-критика?
Василий Кириллович Тредиаковский. Реформы Тредиаковского имели половинчатый характер. Но с 1730 по 1739 год Тредиаковский был единственным крупным представителем зарождавшейся русской критической мысли. В написанных им в этот промежуток времени трудах были поставлены некоторые вопросы будущих реформ и открытий Ломоносова. В предисловии к роману Тредиаковский заявил, что русский разговорный язык вполне может стать литературным, а «славяно-российский» для «мирской» книги «очень темен», его многие не разумеют.
Впрочем, и язык
В «Речи о чистоте российского языка» он снова вернулся к этой проблеме и призвал членов Российского собрания Академии наук: «Труд, господа, труд прилежный все побеждает».
Еще не догадываясь о роли таланта, вдохновения в творчестве, Тредиаковский как классицист-рационалист верит, что «из основательные грамматики и красные риторики не трудно произойти восхищающему сердце и разум слову пиитическому…». Как раз Ломоносов позднее и создаст эти необходимые пособия творчеству «Российскую грамматику» и «Риторику». В качестве возможных препон творчеству
Лексикон и будет позднее упорядочен Ломоносовым в грамматике и в учении о «трех штилях», а что касается способа к сложению русских стихов, то Тредиаковский тут же не без гордости заявлял, что «способов не нет», т. е. они есть, и указывал: «некоторые ж и я имею». Он намекал на свой «Новый и краткий способ к сложению российских стихов» .
Здесь Тредиаковский впервые ввел понятия «тонический размер» и «стопа» как меру ритма и указал, что практиковавшаяся до сих пор в России силлабическая система стихосложения по польскому образцу приводит к нескладице и что большего «сладкогласия» достигает русский народ в своих песнях, построенных по тоническому принципу. Но Тредиаковский схоластически отверг трехсложные размеры — дактиль, амфибрахий, анапест, с пренебрежением отнесся к ямбу. Тредиаковский признавал только женскую рифму в облюбованном им хорее и отвергал мужскую, свойственную ямбу.
Впрочем, он по нескольку раз менял свое мнение: сначала признавал рифму, хотя и с ограничениями, а потом отказывался от нее вовсе, потому что в народной поэзии нет рифмы; восставал против попеременного сочетания женских и мужских рифм, а потом сам его практиковал.
Во второе, переработанное издание своего «Нового и краткого способа…» под названием «Способ к сложению российских стихов» Тредиаковский внес улучшения с учетом того, что сделал Ломоносов. Ряд его наблюдений является существенным дополнением к Ломоносову. Например, он верно указывал, что «чистые ямбы» в русском языке необязательны и затруднительны, многие стопы в ямбе заменяются пиррихием, что рифма еще не делает стихов стихами, для этого нужно нечто большее, т. е. поэтическое мышление. Рифма бывает «богатая» и «полубогатая», т. е. точная и неточная. Тут Тредиаковский даже опережал время: вспомним, что еще в пушкинскую эпоху совершенно невозможно было допускать неточную рифму; вся классическая поэзия XIX века стремилась соблюдать это правило.
Рифму «расшатали» символисты, и затем на основе ассонансов и консонансов ее сильно обогатили и, можно сказать, пересоздали футуристы.
В «Рассуждении об оде вообще», приложенном к оде на взятие города Гданска, Тредиаковский первым сформулировал некоторые признаки одного из ведущих классицистских жанров, так блестяще потом разработанных Державиным. «Ода,- писал Тредиаковский,- есть совокупление многих строф, состоящих из равных, а иногда и неравных стихов, которыми описывается всегда и непременно материя благородная, важная, редко нежная и приятная, в речах весьма пиитических и великолепных»1. Ода сродни псалмам, стансам по «высокости» речей эпической поэзии, но резко отличается от «всякой мирской песни», содержанием которой «почитай всегда есть любовь, либо иное что подобное, легкомысленно…», а речь, которых бывает «иногда сладкая, но всегда льстящая, часто суетная и шуточная, нередко мужицкая и ребячья».
Тредиаковский не чужд исторического подхода к решению вопроса о причинах расцвета и упадка поэзии. Его волновал вопрос о возможности существования российской поэзии, факт появления которой он уже провозгласил в «Эпистоле от Российский поэзии к Аполлииу» . Статья Тредиаковского «О древнем, среднем и новом стихотворении российском» была первым опытом создания истории русской литературы; при рассмотрении стихотворных примеров в ней даются характеристики деятельности Смотрицкого, Полоцкого, Медведева, Истомина, Магницкого, Буслаева, Кантемира и других русских поэтов. Русская поэзия, по его мнению, прошла три периода: «древний»- языческий, с стихийно природным тоническим стихосложением, закрепившимся в фольклоре; потом «средний»-силлабический, под религиозно-христианским и — в области ритмики — главным образом польским влиянием, и, наконец, вступила в третий, «новый» период. Теперь она снова возвращается к природному тоническому стихосложению, уже осмысленно, сбрасывая иго чужих влияний и осваивая правила творчества, как понимал их сам Тредиаковский.
Тредиаковский с гордостью подчеркивал свою заслугу в этом преобразовании русской поэзии.
В «Письме к приятелю о нынешней пользе гражданству от поэзии», «Рассуждении о комедии вообще» и предисловии к «Тилемахиде» Тредиаковский ставил классическую древность выше современной ему европейской литературы. Первая была преимущественно поэзией свободных граждан, потому и расцветала, нынешняя ей уступает, потому что связана с монархическим правлением. В скрытой форме Тредиаковский критиковал влияние дворов Елизаветы и Екатерины II.
Он ратовал за серьезную, высокую и свободную поэзию, прославлял Фенелона за то, что тот в своем «Телемаке» показал, как «власть царская тогда токмо тверда, когда укрепляется любовию подвластных…».
В статьях Тредиаковского вызревали, еще в наивной форме, проблемы формы и содержания искусства, его специфики по сравнению с наукой. «Новый и краткий способ к сложению российских стихов» открывается следующим заявлением: «В поэзии вообще две вещи надлежит примечать. Первое: материю, или дело, каковое пиит предприемлет писать. Второе: версификацию, то есть способ сложения стихов.
Важно, что проблема содержания и формы была поставлена Тредиаковским уже в 1735 году. Правда, форма понималась узко, сводилась к языку и версификации, а в понятие содержания попадали элементы формы-«правила поэмы эпическия». Кроме того, если форма оказывалась национальной, то содержание объявлялось «всем языкам в свете общее».
В других статьях Тредиаковского рассеяны любопытные и более содержательные замечания об этой проблеме. В статье «Мнение о начале поэзии и стихов вообще» Тредиаковский подчеркивал приоритет содержания над формой. Он развивал аристотелевское положение о том, что поэты являются прорицателями, а поэтическое творчество есть изобретение возможностей, т. е. «не такое представление деяний, каковы они сами в себе, но как они быть могут, или долженствуют…»
В предисловии к «Тилемахиде» Тредиаковский сопоставляет поэзию с историей, наукой и другими видами искусства и находит в поэзии специфические преимущества. Она, так же как и другие формы познания, научает любить добродетель, но как бы историю «пригвождая к единой точке», «дабы, единым воззрением вдруг созерцаемая», «чрез то вперилась бы и впечатлелась в разум на все веки незабвенно».
В чем заключается новаторство Тредиаковского-критика?