Владимир Маяковский. Трагедия. Раннее творчество. Особенности поэтики
Свою автобиографию В. Маяковский озаглавил «Я сам» и начал ее словами: «Я — поэт. Этим и интересен. Об этом и пишу.
Об остальном — только если это отстоялось словом». Глава, процитированная нами, названа Маяковским «Тема». Если вспомнить, что окончательный текст «Я сам» сложился в 1928 г., то можно сказать, что тема «Я — поэт» — это тема всей жизни Маяковского.
Б. Пастернак, считавший Маяковского своим учителем, в своей книге «Охранная грамота» писал, что в поэзии Маяковского его поражала гениальная и мучительная
Заглавие было не именем сочинителя, а фамилией содержанья».
Раннее творчество. Особенности поэтики. «Владимир Маяковский. Трагедия» — это первое крупное произведение поэта. Уже в «Прологе» к трагедии Маяковский
Это принципиально важная в художественном мире Маяковского параллель, и даже часто встречающаяся у него мысль о самоубийстве в ранних поэмах и в трагедии «Владимир Маяковский» соотносится с христианской идеей добровольного принесения себя в жертву.
Подробнее вглядимся в текст «Пролога»: Вам ли понять, почему я, спокойный, насмешек грозою душу на блюде несу к обеду идущих лет.
Здесь образ души на блюде напоминает о гибели Иоанна Крестителя, голову которого на блюде получила в дар за свой танец Саломея — падчерица царя Ирода Антипы. Так аналогия «поэт — Христос» дополняется еще аналогией «поэт — Иоанн Креститель, предтеча». В контексте футуристической позиции Маяковского его видение поэта как жертвенного предтечи будущего очень значимо. Продолжаем читать «Пролог»:
С небритой щеки площадей стекая ненужной слезою, я, быть может, последний поэт.
Здесь появляется другая важная для всей поэзии Маяковского мысль о связи своего поэтического бытия с городом, то есть с современной цивилизацией и с ее трагедиями-таков самый общий смысл мощного метафорического образа города-лица, щекой которому служит шероховатая поверхность площади и на котором поэт видит себя как слезу. «Ненужной» эта слеза названа тоже не случайно: одиночество человека в обезличенной городской толпе и ненужность гуманных порывов и чувств в жестко прагматической жизни «адища города» — это один из ведущих мотивов поэзии не только раннего Маяковского, но и многих поэтов XX в. Гипертрофированное же переживание одиночества и своей ненужности-это также одна из наиболее очевидных черт лирического героя Маяковского.
В «Прологе» к трагедии, после ряда жутковато-экспрессионистских метафор, так или иначе передающих апокалиптическое ощущение, следует прямая цитата из Нагорной проповеди: «Придите все ко мне»,- и расшифровывается, что те «малые», «труждающиеся и обремененные», к которым обращался Христос, у Маяковского — люди современной цивилизации, не имеющие языка для выражения своей души и ее боли. Их исцеление поэтическим словом — та миссия, выполнив которую, поэт — царь и бог,- добровольно уничижаясь, принесет себя в жертву.
Вера в поэзию как великую силу, преображающую мир, и в поэта как чудотворца, способного своим словом пересоздать жизнь, пронизывает все творчество Маяковского. Она лежит и в основе его концепции будетлянства, и в основе его странной, на первый взгляд, позиции постановки своего поэтического дара «на службу» революции, когда Маяковский, «наступая на горло собственной песне», рисует агитплакаты с частушечными подписями для «Окон РОСТА» или в годы нэпа пишет рекламные стишки, вроде «Нигде кроме, как в Моссельпроме».
Всесилие художника, способного «смазать карту будня», утверждается уже в одном из первых стихотворений Маяковского, в «А вы могли бы?» . Всесилие поэтического слова становится темой и последнего, «предсмертного и бессмертного документа» — незавершенной поэмы «Во весь голос». Столь высокий статус поэтического слова превращает поэта, носителя этого слова, — в пророка, мессию; и здесь Маяковский, бунтовавший против окаменелых традиций, становится продолжателем подлинной, живой традиции священного отношения к поэзии. Герой Маяковского, приравнивающий себя то к Христу, то к Иоанну Предтече, то называющий себя «сегодняшнего дня крикогубым Заратустрой», то есть проповедником религии сверхчеловека, выступает прямым наследником пушкинского «Пророка».
Но все священные мотивы и образы Маяковского так или иначе связаны с его будетлянством — утопическим видением идеального будущего, противопоставленного мертвенности и пошлости сегодняшнего дня. «Сверхчеловек» для Маяковского — это человек будущего, «будетлянин», предтечей прихода которого в мир и мыслит себя герой Маяковского. И группа поэтов-«гилейцев», «будетлян», стоящих «на глыбе слова «мы» среди моря свиста и негодования», виделась Маяковскому как некое братство сторонников еще не завоевавшей мир, но истинной веры. Отсюда — непреодолимая ненависть к прошлому и ко всему косному, застывшему — в настоящем.
Обращаясь к этому миру торжествующей пошлости и «мертвечины», Маяковский беспощаден: «Вам!», «Нате!» — сами названия стихотворений звучат как оплеухи — под стать названию будетлянского манифеста, в создании которого Маяковский принимал самое активное участие,- «Пощечина общественному вкусу». В этих текстах, пронизанных пафосом яростного неприятия и осмеяния уродств современной жизни, уже дает о себе знать не только Маяковский-лирик, но и Маяковский-сатирик. Сатирическое начало разовьется в самую живую черту поэзии позднего В. Маяковского — сатирические комедии «Клоп» и «Баня» станут непревзойденными образцами этого жанра для всей русской литературы XX в.
Татьяна Пахарева кандидат филологических наук, доцент кафедры русской и зарубежной литературы Киевского национального педагогического университета им. М. П. Драгоманова
Владимир Маяковский. Трагедия. Раннее творчество. Особенности поэтики