Возвращаясь к Пушкину
Представим себе такую картину. Голодных людей приглашают в банкетный зал. Столы уставлены яствами — от простых, здоровых и сытных до утонченных, изысканных, ласкающих взор, В далеком конце зала — стол, на котором небрежно свалены полуобработанные продукты, объедки, гниль, сухие корки. И вот толпа бросается мимо вкусной и полезной еды — к помоям и жадно на них набрасывается.
Неаппетитно и невозможно?
Но ведь так ведем себя мы, получившие в подарок обязательную грамотность, допущенные к пиру литературы. Мы несемся мимо, жадно устремляясь
Запоминаем на всю жизнь: Пушкин — гений.
Как люди, притворяющиеся верующими, кланяемся иконе и спешим дальше. И не думаем, что своими руками ампутируем у себя кусок души, сознания, поэтому что незаполненная душа отмирает. Пушкин действительно «наше все».
Когда начинаешь не «проходить», а читать Пушкина, испытываешь легкий ужас: почему он знал все, думал обо всем?
Узнаешь о невероятном поступке человека, который оставил благополучную жизнь ради нескольких минут предельного
» Удивляешься: интеллектуал, умница, тонкий, страдающий человек женится на простушке со словарным запасом слов эдак в двести… Почему? А почему трагический Алеко пришел к цыганам и полюбил Земфиру? «Веселья детского полна, как часто милым лепетаньем иль упоительным лобзаньем его задумчивость она в минуту разогнать умела…» То есть спасала от себя, от внутренних терзаний, нерешаемых задач и вопросов без ответа Читаешь прекрасные строки Пастернака об осени: Как на выставке картин — Залы, залы, залы, залы Вязов, ясеней, осин В позолоте небывалой…
— и наступает раздражающая пресыщенность. Избыток слов, сравнений… Тогда, как глоток чистой воды, спасает Пушкин.
Унылая пора!
Очей очарованье! Приятна мне твоя прощальная краса. Люблю я пышное природы увяданье В багрец и золото одетые леса.
Какая точность и простота, какая «экономия» стихотворного пространства! Изысканность и отсутствие нагромождения слов. «Унылая» — мелкий дождь, «очей очарованье» — что может быть более колдовским, чем эта магия мягкого, повторяющегося «ч»… И, усиливая восторг, — «прощальная краса», «пышное увяданье»!
Зоркость взгляда Пушкина невероятна, такое умение видеть пейзаж и мгновенно отбирать те детали, которые точнее всего передадут его цельность, доступно только утонченным гениям японской поэзии. Прозрачный лес один чернеет, И ель сквозь иней зеленеет, И речка подо льдом блестит, Лиственный лес прозрачен, но ветви чернеют. А рядом — зелень, и сверкание, и солнце.
После пушкинской прозы, если читать ее вдумчиво и внимательно, большинство писателей кажутся неряшливо-многословными. Вспомним «Путешествие в Арзрум» — это настоящий образец изысканнейшей русской прозы, равный которому очень трудно отыскать. Вспомним «Повести Белкина», открывшие целую литературную эпоху.
Вообще все написанное Пушкиным выглядит не только емким, содержательным, но и необыкновенно изящным. Попробуйте поменять местами несколько слов на любой из страниц «Пиковой дамы» — и вы поймете, что в пушкинской прозе слова расположены в единственно правильном и гармоничном порядке. Говорят, что Пушкин устарел.
Это ошибка. Читайте Пушкина и найдете близкое и понятное вам. Ведь этот автор многообразен.
У него есть «История пугачевского бунта», и «Записки о народном просвещении», и письма к жене, и ужасающе-провидческое: «Не приведи Бог видеть русский бунт, бессмысленныи и беспощадный» . Я все время возвращаюсь к Пушкину. И, думаю, на мой век пищи для души и ума хватит с избытком.
Возвращаясь к Пушкину