Характеристика произведения «Один день Ивана Денисовича» Солженицына А. И
Произведению А. И. Солженицына «Один день Ивана Денисовича» принадлежит особое место в литературе и общественном сознании. Рассказ, написанный в 1959 г. , первоначально носил название «Щ-854 «. Солженицын писал о замысле рассказа: «Просто был такой лагерный день, тяжелая работа, я таскал носилки с напарником и подумал: как нужно бы описать весь лагерный мир — одним днем… достаточно в одном дне собрать как по осколочкам, достаточно описать только один день одного среднего, ничем не примечательного человека с утра до вечера. И будет
Жанр рассказа определил сам писатель, подчеркнув этим контраст между малой формой и глубоким содержанием произведения. Повестью назвал «Один день…» А. Т. Твардовский, осознавая значительность творения Солженицына. Образ Ивана Денисовича сложился на основе характера реального человека, солдата Шухова, воевавшего с автором в советско-германскую войну, общего опыта пленников и личного опыта автора в Особом лагере каменщиком. Остальные лица — все из лагерной жизни, с их подлинными биографиями.
Иван Денисович Шухов — один из многих, попавших в сталинскую мясорубку, ставших безликими «номерами».
Так и написали, просто «задание». «В контрразведке били Шухова много. И расчет был у Шухова простой: не подпишешь — бушлат деревянный, подпишешь — хоть поживешь еще малость. Подписал». И Шухов оказывается в советском лагере. «…И вышла колонна в степь, прямо против ветра и против краснеющего восхода.
Голый белый снег лежал до края, направо и налево, и деревца во всей степи не было ни одного. Начался год новый, пятьдесят первый и имел в нем Шухов право на два письма…» Так начинается — после экспозиции, сцена подъема заключенных в холодном бараке, торопливого поглощения пустой баланды, обновления лагерного номера «Щ-854» на телогрейке — трудовой день заключенного крестьянина, бывшего солдата Шухова. Идет колонна людей в бушлатах, с намотанным на тело тряпьем, этой убогой защитой от ледяного ветра — выстиранными портянками с прорезями, масками неволи на лицах. Как тут отыщешь человеческое лицо среди сомкнувшихся цифр, чаще всего нулей?
Кажется, что навсегда исчез в ней человек, что все личное тонет в обезличивающей стихии.
Колонна идет не просто среди голых белых снегов, против краснеющего восхода. Она идет и среди голода. Не случайны описания кормления колонны в столовой: «Завстоловой никому не кланяется, а все зэки его боятся. Он в одной руке тысячи жизней держит…»; «Поднаперли бригады… и как на крепость идут»; «…качается толпа, душится — чтобы баланду получить».
Лагерь — бездна, в которую свалилось несчастное отечество героев Солженицына. Здесь творится мрачное, звериное дело самоистребления, «простота» опустошения. Обвинительная сила произведения Солженицына заключается в изображении обыденности происходящего, привычки к бесчеловечным условиям. Иван Денисович из породы «природных», «естественных» людей. Он напоминает толстовского Платона Каратаева.
Такие люди ценят прежде всего непосредственную жизнь, существование как процесс. Кажется, все в Шухове сосредоточено на одном — только бы выжить. Но как выжить и остаться при этом человеком? Ивану Денисовичу это удается.
Он не поддался процессу расчеловечивания, устоял, сохранил нравственную основу. «Почти счастливый» день не принес особых неприятностей, в этом уже счастье. Счастье как отсутствие несчастья в условиях, которые ты изменить не можешь. В карцер не посадили, на шмоне не попался, табачку купил, не заболел — чего же еще? Если такой день счастливый, то какие тогда несчастливые?
Шухов живет в согласии с собой, он далек от самоанализа, от мучительных размышлений, от вопросов: за что? почему? Этой цельностью сознания во многом объясняется его жизнестойкость, приспособляемость к нечеловеческим условиям. «Природ-ность» Ивана Денисовича связана с высокой нравственностью героя. Шухову доверяют, потому что знают: честен, порядочен, по совести живет.
Приспособляемость Шухова не имеет ничего общего с приспособленчеством, униженностью, потерей человеческого достоинства. Шухов помнит слова своего первого бригадира, старого лагерного волка Куземина: «В лагере вот кто погибает: кто миски лижет, кто на санчасть надеется да кто к куму ходит стучать». Шухов и в лагере работает добросовестно, как на воле, у себя в колхозе.
Для него в этой работе — достоинство и радость мастера, владеющего своим делом. Работая, он ощущает прилив энергии и сил. В нем есть практичная крестьянская бережливость: с трогательной заботой припрятывает он мастерок. Труд — это жизнь для Шухова. Не развратила его советская власть, не смогла заставить халтурить, отлынивать.
Уклад крестьянской жизни, ее вековые законы оказались сильнее. Здравый смысл и трезвый взгляд на жизнь помогают ему выстоять. Автор пишет с симпатией о тех, кто «принимает на себя удар». Это Сенька Клевшин, латыш Кильдигис, кавторанг Буйновский, помощник бригадира Павло и бригадир Тюрин. Они не роняют себя и слов зря не роняют, как и Иван Денисович.
Бригадир Тюрин — для всех «отец». От того, как «процентовку» закрыл, зависит жизнь бригады. Тюрин и сам жить умеет, и за других думает. «Непрактичный» Буйновский пытается бороться за свои права и получает «десять суток строгого».
Шухов не одобряет поступка Буйновского: «Кряхти да гнись. А упрешься — переломишься». Шухову с его здравым смыслом и Буйновскому с его «неумением жить» противопоставлены те, кто «не принимает на себя удар», «кто от него уклоняется». Прежде всего, это кинорежиссер Цезарь Маркович. У него меховая шапка, присланная с воли: «Кому-то Цезарь подмазал, и разрешили ему носить чистую городскую шапку».
Все на морозе работают, а Цезарь в тепле в конторе сидит. Шухов не осуждает Цезаря: каждый хочет выжить. Одна из отличительных черт жизни Цезаря — «образованные разговоры». Кино, которым занимался Цезарь, — игра, т. е. выдуманная, ненастоящая жизнь, с точки зрения зэка. Реальность остается скрытой для Цезаря.
Шухов даже жалеет его: «Небось много он об себе думает, а не понимает в жизни ничуть». Солженицын выделяет еще одного героя, не названного по имени — «высокого молчаливого старика». Сидел он по тюрьмам и лагерям несчетное количество лет, и ни одна амнистия его не коснулась.
Но себя не потерял. «Лицо его вымотано было, но не до слабости фитиля-инвалида, а до камня тесаного, темного. И по рукам, большим, в трещинах и черноте, видать было, что не много выпало ему за все годы отсиживаться придурком». «Придурки» — лагерные «аристократы» — лакеи: дневальные по бараку, десятник Дэр, «наблюдатель» Шкуропатенко, парикмахер, бухгалтер, один из КВЧ, — «первые сволочи, сидевшие в зоне, людей этих работяги считали ниже дерьма».
В лице «незлобивого», терпеливого Ивана Денисовича Солженицын воссоздал образ русского народа, способного перенести невиданные страдания, лишения, издевательства и при этом сохранить доброту к людям, человечность, снисходительность к человеческим слабостям и непримиримость к нравственным порокам. В финале «Одного дня…» Шухов не без насмешки над искателем истины баптистом Алешкой оценит его призыв: «Из всего земного и бренного молиться нам господь завещал только о хлебе насущном: «Хлеб наш насущный даждь нам днесь». «Пайку, значит? — спросил Шухов». Один День Ивана Денисовича разрастается до пределов целой человеческой жизни, до масштабов народной судьбы, до символа целой эпохи в истории России.
Характеристика произведения «Один день Ивана Денисовича» Солженицына А. И