Язык «Сказки о царе Салтане»
Язык «Сказки о царе Салтане» богат живописными глаголами и скуп на эпитеты. Тем значительнее выступает в контексте их традиционный характер:
Мать и сын теперь на воле, Видят холм в широком поле, Море синее кругом, Дуб зеленый под холмом.
Вводятся характерные для фольклора существительные-эпитеты: для батюшки-царя, голубушки-сестрицы, гости-господа; фольклорные песенные эпитеты: грусть-тоска, в лазоревой дали. И рядом с ними — чисто литературные: с ободренною душой, во мгле печальной, душою страстной. Поэт наполняет речь народными
И растет ребенок там Не по дням, а по часам, Молвит русским языком
Разнообразно представлены повторы. Среди них выделяются лексические и особенно—синтаксические, которые включаются в ритм стиха и подчеркивают смысловую законченность двустиший, соединенных смежной рифмой:
В синем небе звезды блещут, В синем морс волны хлещут, Туча по небу идет, Бочка
Характерна рифмовка тождественных грамматических форм. Например, И. Плотников привел ряд слов, рифмующихся друг с другом в разных сочетаниях на протяжении всей сказки: царица — сестрица — светлица — птица — столица — рукавица — молодица1. Исследователи отмечают и другие свойства пушкинского стиха, соответствующие народной поэзии: наличие омонимических рифм, рифмы-эхо, внутренних рифм.
Несмотря па большое значение фольклорного стиля, в «Сказке о царе Салтане» присутствие автора находит свое глубокое выражение. Эмоциональный голос автора ощущается в каждом слове, особенно многообразны его комические формы. Так, белочка не только чудесна, но и весела: при честном при всем народе она с присвисточкой поет любовную песню радостного содержания. Да, кроме того,
…приставлен дьяк приказный Строгий счет орехам весть, Отдает ей войско честь.
Авторская ирония пронизывает весь эпизод женитьбы царя Салтана, укусы распроклятой мошкой Гвидоном теток и бабы-Бабарихи. Она же позволяет Пушкину незаметно спародировать романтический стиль. Для этого вслед за душою страстной употребляется только одно снижающее слово пешком:
…Что готов душою страстной За паренною прекрасной Он пешком идти отсель Хоть за тридевять земель.
В философском плане поэт решал в этой сказке глубоко волновавшую его проблему человеческого счастья. Определение счастья впервые появилось у Пушкина в 1825 г.: «И божество, и вдохновенье, и жизнь, и слезы, и любовь». Посредником между духовными и физическими силами человека выступило «вдохновенье». Это определение повторилось и в дальнейшем: «Мы рождены для вдохновенья, для звуков сладких и молитв» ; «Порой опять гармонией упьюсь, Над вымыслом слезами обольюсь, И может быть — на мой закат печальный Блеснет любовь улыбкою прощальной» .
Но Пушкин рано пришел к пониманию неподвластно и счастья индивидуальной воле человека. Оно возникает как стихийный, необъяснимый подарок судьбы, как игра случая. Уже в «Бахчисарайском фонтане» тема счастья связывается с призраком: «И по дворцу летучей тенью. Мелькала дева предо мной!» А если счастье-призрак, то оно не может определять смысла человеческой жизни.
Трагическое понимание этого вело Пушкина к тяжелым переживаниям: «Цели нет передо мною: Сердце пусто, празден ум, И томит меня тоскою Однозвучной жизни шум» ; «Парки бабье лепетанье, Спящей ночи трепетанье, Жизни мышья беготня…» . Но свойственный поэту инстинкт жизни заставлял его искать иную — реальную — точку опоры для человеческой личности. «На свете счастья пет, но есть покой и воля» — этот итог был подведен в середине 30-х гг.
Упорно проникая в русскую национально-историческую культурную традицию, приобщаясь к этическим идеалам народа, Пушкин шел к творческой мудрости. В нем созрело убеждение, что смысл жизни — не в счастье, а в сохранении человеком своего достоинства. Путь к этому убеждению лежал и через сказки-поэмы, отразился в эволюции их идейного смысла.
Язык «Сказки о царе Салтане»