Заветы символизма в русской литературе
Однако в 1910-е годы символизм как художественное течение переживает кризис. Попытка символистов возгласить литературное движение и овладеть художественным сознанием эпохи потерпела неудачу. В предисловии к поэме «Возмездие» Блок писал: «.1900 год — это кризис символизма, о котором тогда очень много писали и говорили как в лагере символистов, так и в противоположном. В этом году явственно дали о себе знать направления, которые встали во враждебную позицию и к символизму, и друг к другу: акмеизм, эгофутуризм и первые начатки футуризма».
Вновь
Блок в это время переживал глубокий кризис мировоззрения. Попытка Вяч. Иванова обосновать в докладе «Заветы символизма» символизм как существующее целостное мировоззрение оказалась безуспешной. Блок к 1912 г. порывает с Вяч.
Ивановым, считая символизм уже несуществующей школой. Оставаться в границах былых верований было нельзя, обосновать новое искусство на старой философско-эстетической почве оказалось невозможным. В среде поэтов, стремившихся вернуть поэзию к реальной жизни из мистических туманов символизма, возникает кружок «Цех поэтов» , во главе которого становятся Н. Гумилев, С. Городецкий.
Членами «Цеха» были в основном начинающие поэты: А. Ахматова, Н. Бурлюк, Вас. Гиппиус, М. Зенкевич, Георгий Иванов, Е. Кузьмина-Караваева, М. Лозинский, О. Мандельштам, Вл. Нарбут, П. Радимов.
Собрания «Цеха» посещали Н. Клюев и В. Хлебников. «Цех» начал издавать сборники стихов и небольшой ежемесячный журнал «Гиперборей». В 1912 г. на одном из собраний «Цеха» был решен вопрос об акмеизме как о новой поэтической школе. Названием этого течения подчеркивалась устремленность его приверженцев к новым вершинам искусства.
Основным органом акмеистов стал журнал «Аполлон» , в котором публиковались стихи участников «Цеха», статьи-манифесты Н. Гумилева и С. Городецкого. Новое течение в поэзии противопоставило себя символизму, который, по словам Гумилева, «закончил свой круг развития и теперь падает» или, как более категорично утверждал Городецкий, переживает «катастрофу». Однако по существу «новое течение» вовсе не являлось антагонистическим по отношению к символизму. Претензии акмеистов оказались явно несостоятельными.
Горький в своей статье «Разрушение личности» писал о «новейшей» литературе, резко порывающей с общественно-гуманистическими тенденциями «старой» литературы, для которой «типичны широкие концепции, стройные мировоззрения»: «Все тоньше и острее форма, все холоднее слово и беднее содержание, угасает искреннее чувство, нет пафоса; мысль, теряя крылья, печально падает в пыль будней, дробится, становится безрадостной, тяжелой и больной». Эти слова Горького могут служить блестящей характеристикой не только творчества целого ряда символистов, но и акмеизма, еще более, чем их предшественники, замкнувшегося в узкоэстетической сфере. Акмеизм объединил поэтов, различных по идейно-художественным установкам и литературным судьбам.
В этом отношении акмеизм был, может быть, еще более неоднородным, чем символизм. Общее, что объединяло акмеистов, — поиски выхода из кризиса символизма. Однако создать целостную мировоззренческую и эстетическую систему акмеисты не смогли, да и не ставили перед собой такой задачи. Более того, отталкиваясь от символизма, они подчеркивали глубокие внутренние связи акмеизма с символизмом. «Мы будем бороться за сильное и жизненное искусство за пределами болезненного распада духа», — провозгласила редакция в первом номере журнала «Аполлон» , котором в статье «Наследие символизма и акмеизм» Н. Гумилев писал: «На смену символизма идет новое направление, как бы оно ни называлось, — акмеизм ли — высшая степень чего-либо, цвет, цветущая пора), или адамизм, — во всяком случае, требующее большего равновесия сил и более точного знания отношений между субъектом и объектом, чем то было в символизме. Однако, чтобы это течение утвердило себя во всей полноте и явилось достойным преемником предшествующего, надо, чтобы оно приняло его наследство и ответило на все поставленные им вопросы.
Слава предков обязывает, а символизм был достойным отцом». Говоря об отношениях мира и человеческого сознания, Гумилев требовал «всегда помнить о непознаваемом», но только «не оскорблять своей мысли о нем более или менее вероятными догадками — вот принцип акмеизма». Это не значит, чтобы он отвергал для себя право изображать душу в те моменты, когда она дрожит, приближаясь к иному; но тогда она должна только содрогаться.
Разумеется, познание Бога, прекрасная дама теология, останется на своем престоле, но ни ее низводить до степени литературы, ни литературу поднимать в ее алмазный холод акмеисты не хотят. Что же касается ангелов, демонов, стихийных и прочих духов, то они входят в состав материала художника и не должны больше земной тяжестью перевешивать другие взятые им образы. Отрицательно относясь к устремленности символизма познать тайный смысл бытия, Гумилев декларировал «нецеломудренность» познания «непознаваемого», «детски мудрое, до боли сладкое ощущение собственного незнания», самоценность «мудрой и ясной» окружающей поэта действительности. Таким образом, акмеисты в области теории оставались на почве философского идеализма. Программа акмеистического принятия мира выражена статье С. Городецкого «Некоторые течения в современной русской поэзии» : «После всяких «неприятий» мир бесповоротно принят акмеизмом, во всей совокупности красот и безобразий».
В стихотворении «Адам», опубликованном в журнале «Аполлон» , С. Городецкий писал: Прости, пленительная влага И первоздания туман! В прозрачном ветре больше блага Для сотворенных к жизни стран. Просторен мир и многозвучен, И многоцветней радуг он, И вот Адаму он поручен, Изобретателю имен. Назвать, узнать, сорвать покровы И праздных тайн и ветхой мглы.
Вот первый подвиг. Подвиг новый Живой земле пропеть хвалы. Стремясь рассеять атмосферу иррационального, освободить поэзию от «мистического тумана» символизма, акмеисты принимали весь мир — видимый, звучащий, слышимый. Но этот «безоговорочно» принимаемый мир оказывался лишенным позитивного содержания.
Всякое направление испытывает влюбленность к тем или иным творцам и эпохам. Дорогие могилы связывают людей больше всего.
(1 оценок, среднее: 5,00 из 5)Заветы символизма в русской литературе