Идейно-художественное своеобразие «Маленьких трагедий»

«Маленькие трагедии» создавались в Болдине в 1830 году, когда в Москве свирепствовала эпидемия холеры. Все «маленькие трагедии», составляющие цикл, — переработки, как указывает сам Пушкин, уже известных произведений или сюжетов. Однако здесь есть определенная мистификация. В «Скупом рыцаре» указывается, что это «Сцена из Ченстоновой трагикомедии».

Но у Ченстона нет такрй пьесы. В английской литературе такого произведения вообще нет, т. е. перед нами литературная мистификация.

В основу «Моцартаи Сальери» положена

известная легенда об отравлении великого композитора соратником-завистником. «ДонГуан» — также распространеннейший народный сюжет, на который создавалось множество литературных произведений. «Пир во время чумы» — творческая переделка английского драматурга Дж. Вильсона «Чумный город». В пьесе Вильсона 13 сцен, из которых Пушкин выбрал одну. Пушкин перевел ее полностью, убрал второстепенные детали, сжал действие, сократил число персонажей, ввел две песни — Мери и Председателя, изменил заглавие.

Основной пафос «Маленьких трагедий», а соответственно, то, что их объединяет в единое целое

— попытка показать в разных аспектах ценность нравственных законов, их непреложность.

Пушкин показывает несколько вариантов отхода людей от нравственных законов и приходит к выводу, что любой отход от нравственного закона приводит к деградации личности, человек лишается самого главного — смысла своего бытия. Пушкин как бы кладет на одну чашу весов нравственный закон, а на другую помещает попеременно человеческие соблазны. В «Скупом рыцаре» это власть. Для Барона скупость и накопительство — не цель.

Золото и деньги для него лишь олицетворение власти над людьми.

Ему достаточно даже не самой власти, а осознания собственной силы, возможности того, что «стоит лишь захотеть… » Под воздействием этой страсти происходит постепенная деградация человека в Бароне. Нравственные ценности замещаются у него жаждой власти. В результате в Бароне не остается никаких человеческих черт, никаких человеческих чувств — ни любви к сыну, ни любви к ближнему, ни сострадания.

Последние его мысли перед смертью о ключах. В «Моцарте и Сальери» это слава. Сальери всю жизнь добивается славы, но, достигнув ее, понимает, что природа творчества иная — пример тому Моцарт.

Творчество, по Пушкину, это воплощение радости жизни, чувство полноты бытия. Сальери свою творческую деятельность подчинил совсем иному — для него главное не творчество, но то, что это творчество дает — успех, слава. Для того, чтобы добиться признания, он «поверяет алгеброй гармонию».

Его творчество, основанное на соблазне, не является творчеством истинным, а по Пушкину, и не может являться таковым. Именно от того, что изначальные побудительные мотивы в творчестве Сальери не были нравственны, возникает порочный круг. Одни безнравственные поступки порождают другие.

Жажда славы порождает в Сальери зависимость от мнения толпы, лишает его свободы, а без свободы никакое творчество невозможно. То, что Сальери начинает завидовать Моцарту, закономерно. Моцарт создает гениальные произведения, но именно потому, что не ставит своей целью славу и шумный успех.

То, что для Сальери непостижимо, для Моцарта — способ чувствовать себя свободным, ощущать полноту и радость бытия.

Своим существованием Моцарт опровергает систему ценностей Сальери, и для Сальери само собой разумеющимся представляется выход — отравить Моцарта. Одна из центральных идей Пушкина — идея о том, что гений и злодейство — две вещи несовместные. Злодейство — результат ложного пути, результат нарушения нравственного закона, к злодейству идут достаточно долго, постепенно и на первый взгляд незаметно. Последние раздумья Сальери именно об этом — был ли убийцей «создатель Ватикана».

Для Пушкина ответ очевиден — нет.

В «Каменном госте» Пушкин на противоположную нравственному закону чашу весов кладет волю личности, «эго» отдельного человека. Философия Дона Гуана — философия индивидуализма. Однако у Пушкина противостояние героя-индивидуалиста и общечеловеческих нравственных законов доведено до максимума.

Дон Гуан сознательно попирает их, чтобы ощутить свою волю, власть. Он противопоставляет свою волю Божьему промыслу, стремясь в своем своеволии сравниться с Богом. Именно таков пафос «Каменного гостя».

Не случайно Дон Гуан, убив Дона Карлоса, тут же, при убитом, объясняется в любви Лауре, не случайно вспыхивает страстью к Донне Анне только после того, как узнает, что она — вдова убитого им человека. Решив соблазнить Донну Анну, Дон Гуан преследует цель гораздо большую, чем просто любовь смертной женщины. Это его соревнование с Богом.

Сцена приглашения Статуи в гости к Донне Анне — подтверждение тому. Дон Гуан умело манипулирует сознанием людей, используя при этом в качестве наживки, в частности, и нравственный закон. Соблазняя Донну Анну, он уверяет, что под воздействием любви к ней стал добродетельным человеком, давая, таким образом, своей жертве возможность примирить в своей душе противоречия между страстью и нравственным законом — по словам Гуана, Донна Анна, отвечая на его любовь взаимностью, наставляет его на путь истинный, таким образом получается, что ее любовь имеет якобы нравственную миссию.

Сцена явления Статуи Командора — высшее наказание «своевольному» человеку за попытку состязаться с Богом. В «Пире во время чумы» Пушкин на противоположную нравственному закону чашу весов кладет смерть, осязаемым воплощением которой и является Чума. Осознание неизбежности смерти преследует всех живых существ.

Чума лишь обостряет это чувство. Герои «Пира… » как бы задают самим себе и окружающим извечный вопрос: какой смысл этой жизни, если рано или поздно она все равно прекратится, все будет прах, все позабудется?

Личность, нетвердая в убеждении незыблемости нравственных законов, в их абсолютной ценности, не способна противостоять в ситуации, когда для нее не решен этот вопрос. Вальсингам и его гости веселятся, предаются разврату и пьянству, но во всем этом мало радости — повсюду чувствуется смерть. И основное, что заставляет их веселиться, — это страх смерти.

Их веселье — это не ощущение полноты жизни, радости бытия, но попытка заглушить страх смерти. Некоторое сознание ценности нравственных законов еще теплится в душе присутствующих, Вальсингам сам осознает, что разрушает свою душу, что дух его погублен и уже почти мертв.

Таким образом, «Маленькие трагедии» представляют собой своего рода философский манифест Пушкина, отражение его представлений о творчестве и о смысле жизни.




Идейно-художественное своеобразие «Маленьких трагедий»