Плач как традиционная форма лирических эпизодов
С XV века в русской литературе наблюдается усиление психологичности, интереса к переживаниям личности, выразившееся, между прочим, в расширении лирических эпизодов эпического повествования. Плач — эта традиционная форма таких лирических эпизодов получает в литературе с XV в. широкое развитие. Светская повесть, полусветские, полуцерковные княжеские жития и, наконец, ортодоксальные жития уделяют теперь плачам значительно больше места в общей своей композиции.
На дальнейшую историю древнерусских литературных плачей имел особое влияние
Хотя герой Куликовской битвы не был ни канонизован, ни даже признан местночтимым, однако похвальная его биография построена под несомненным воздействием нового житийного торжественно-панегирического стиля. В связи с этим в «Слове о житии» книжная риторичность выражена значительно сильнее, чем в старших княжеских житиях. Однако это не помешало автору в двух плачах отразить и свое знакомство с устной поэтикой, в частности — похоронных причетей.
В плаче вдовы-княгини Евдокии над телом умершего
«Ты на кого да нас покинула, на кого нас пооставила»; «А з ким же ты мяне покидаешь»; «Мìй чоловìче, моя й дружино, на кого ж ты мене кидаеш, та кому ти свое хозяйство вручаеш» «Кому ти дìток поручаешь, кому ти ìх уручаеш».
Вдова спрашивает покойника, почему он с ней не поговорит: «Чему, господине мои милый, не възозриши на мя? Чему не промолвиши ко мне… что ради не взиравши на мене и на дети мои, чему им ответа не даси»
Стань, пробудись, мой родимой батюшко, От сна от крепкого, от крепкого сна от мертвого, Хоть промолви ты едино слоио. Вы ударьте в большой, КОЛОКОЛ, Разбудите мою матушку. Не могу, бедна горюшица, порасклнкать поразговорнть Я родитель свою матушку.- И стану я будить тебя тихохонько, Разговаривать с тобой легохонько.
Не поймешь ли мои речи горькие, Да не проснешься ли, не пробудишься.
Вдова недоуменно спрашивает: «не моего наряда одение на себе въздеваеши и за царский венец худым сим платом главу покрывавши, за полату красную гроб сии приимаеши»:
Ты скажи, родитель батюшко, Мне изпедан, красно солнышко, Уж ты куды да снаряжаешься… У тя платьица нездешнии И обуточка не прежняя.
Вдова видит сон, будто муж ее ушел в «хоромное строеньице» , но на кладбище находит «катучи сини камешки» и могилу.
При рассмотрении книжно-риторических элементов древнерусских плачей, мы убедимся в том, что в плаче княгини Евдокии самый отбор автором этих элементов опирался отчасти на привычное представление о похоронной причети, усвоенное из устной традиции. Искусно скомпанованный, как украшенная в новом литературном вкусе вдовья причеть, плач Евдокии надолго сделался в русской литературе образцом причитаний княжеских и позднее царских вдов и, наконец, организовал изложение в плаче рязанского князя по убитой Батыем дружине рязанских «резвецов и удальцов».
Поздние редакции старых княжеских житий ввели под воздействием «Слова о житии» Дмитрия Донского вдовьи плачи: такие более или менее полные переделки плача Евдокии читаются в житии Михаила Черниговского, Михаила Тверского ; на основе плача Евдокии построены два плача княгини Ольги в Степенной книге; кратко передан этот плач в поздней редакции жития Федора Ярославского; риторически распространен плач Евдокии патриархом Иовом в его «Житии» царя Федора Ивановича. Ни в одной из этих позднейших переделок мы не наблюдаем проникновения в текст плача дополнительных, сравнительно с плачем Евдокии, устно-поэтических элементов, зато историческая и риторическая части соответственно новой томе перерабатываются и дополняются.
(1 оценок, среднее: 5,00 из 5)Плач как традиционная форма лирических эпизодов