Проблема человека и веры в произведениях писателей
В тот момент, когда сердце впервые допускает, что зло есть, зло рождается в этом сердце, и в нем начинают бороться два начала. «Человеку задана задача поиска истинной меры в себе, поэтому среди «да» и «нет», среди «Добра» «зла» он борется с тенью. Злое начало — злые мысли, лживые поступки, неправедные слова, охота, война. Подобно тому как для отдельного человека отсутствие душевного мира является источником беспокойства и многих несчастий, так для целого народа отсутствие добродетелей ведет к голоду, к войнам, к мировым язвам,
Кроме борьбы света и тени в романе «Мастер и Маргарита» рассматривается еще одна важная проблема — проблема человека и веры. Слово «вера» неоднократно звучит в романе не только в привычном контексте вопроса Понтия Пилата к Иешуа Га-Ноцри: «…веришь ли ты в каких-нибудь богов?» «Бог один, — ответил Иешуа, — в него я верю», — но и в гораздо более широком смысле: «Каждому будет дано по его вере».
В
Вера в доброту — главное определяющее качество Иешуа.
Страшно потерять веру, как теряет Мастер веру в свой талант, в свой гениально угаданный роман. Страшно этой веры не иметь, что свойственно, например, Ивану Бездомному. За веру в мнимые ценности, за неумение и душевную лень найти свою веру человек бывает наказан, как в булгаковском романе персонажи наказаны болезнью, страхом, муками совести.
Но совсем страшно, когда человек сознательно отдает себя служению мнимым ценностям, понимая их ложность.
В истории отечественной словесности за А. П. Чеховым прочно закрепилась репутация писателя, если не вполне атеистически настроенного, то хотя бы индифферентного к вопросам веры. Это заблуждение. Быть безразличным к религиозной истине он не мог. Воспитанный в жестких религиозных правилах, Чехов в юности пытался обрести свободу и независимость от того, что деспотически навязывалось ему ранее. Он знал также, как и многие, сомнения, и те высказывания его, которые выражают эти сомнения, позже абсолютизировались писавшими о нем.
Любое, даже и не вполне определенное высказывание истолковывалось во вполне определенном смысле. С Чеховым это совершать было тем более просто, что сомнения свои он высказывал ясно, результаты же раздумий своих, напряженного духовного поиска не спешил выставлять на суд людской.
С. Н. Булгаков первым указал на мировое значение идей й художественного мышления писателя: «По силе религиозного искания Чехов оставляет позади себя даже Толстого, приближаясь к Достоевскому, не имеющему себе здесь равных».
Чехов своеобразен в своем творчестве тем, что искания правды, Бога, души, смысла жизни он совершал, исследуя не возвышенные проявления человеческого духа, а нравственные слабости, падения, бессилие личности, то есть ставил перед собой сложные художественные задачи. «Чехову близка была краеугольная идея христианской морали, являющейся истинным этическим фундаментом всяческого демократизма, что всяческая живая душа, всяческое человеческое существование представляет собой самостоятельную, неизменную, абсолютную ценность, которая не может и не должна быть рассматриваема как средство, но которая имеет право на милостыню человеческого внимания».
Но подобная позиция, подобная постановка вопроса требует от человека и крайнего религиозного напряжения, ибо таит в себе опасность, трагичную для духа, — опасность впасть в безысходность пессимистического разочарования во многих жизненных ценностях.
Только вера, истинная вера, которая подвергается при чеховской постановке «загадки о человеке» серьезному испытанию, может уберечь человека от безысходности и уныния — но иначе и не обнаружить истинности самой веры. Автор заставляет и читателя приблизиться к той грани, за которой царствует беспредельный пессимизм, наглость «в загнивающих низинах и болотинах человеческого духа».
В небольшом произведении «Рассказ старшего садовника» Чехов утверждает, что тот духовный уровень, на котором утверждается вера, неизменно выше уровня рассудочных, логических доводов, на которых пребывает безверие. Вспомним содержание рассказа. В некоем городке жил праведник-доктор, посвятивший свою жизнь без остатка служению людям. Однажды он был найден убитым, причем улики бесспорно обличали «известного своей развратною жизнью» шалопая, который, однако, отрицал все обвинения, хотя не мог представить убедительных доказательств своей невиновности. И вот на суде, когда главный судья уже готов был огласить смертный приговор, он неожиданно для всех и для самого себя закричал: «Нет!
Если я неправильно сужу, то пусть меня накажет Бог, но, клянусь, он не виноват! Я не допускаю мысли, чтобы мог найтись человек, который осмелился бы убить нашего друга, доктора! Человек не способен пасть так глубоко! — Да, нет такого человека, — согласились прочие судьи. — Нет! — откликнулась толпа. — Отпустите его!»
Суд над убийцей — это экзамен не только для жителей городка, но и для читателя: чему они поверят — «фактам» или человеку, отрицающему эти факты? Жизнь часто требует от нас сделать подобный же выбор, и от такого выбора зависит порой и наша судьба, и судьба других людей.
В этом выборе всегда испытание: сохранит ли человек веру в людей, а значит, и в себя, и в смысл своей жизни. Сохранение веры утверждается Чеховым как высшая ценность в сравнении со стремлением к отмщению. В рассказе жители городка предпочли веру в человека. И Бог за такую веру в человека простил грехи всем жителям городка.
Он радуется, когда веруют, что человек — Его образ и подобие, и скорбит, если забывают о человеческом достоинстве, о людях судят хуже, чем о собаках.
Нетрудно заметить, что в рассказе вовсе не отрицается бытие Божие. Вера в человека становится у Чехова проявлением веры в Бога.
«Судите сами, господа: если судьи и присяжные более верят человеку, чем уликам, вещественным доказательствам и речам, то разве эта вера в человека сама по себе не выше всех житейских соображений? Веровать в Бога нетрудно. В него веровали и инквизиторы, и Бирон, и Аракчеев. Нет, вы в человека уверуйте!
Эта вера доступна только тем немногим, кто понимает и чувствует Христа».
Чехов напоминает о неразрывном единстве заповеди Христа: о любви к Богу и человеку.
Как уже было сказано ранее, Достоевский не имеет себе равных по силе религиозного искания.
Проблема человека и веры в произведениях писателей