«Волшебные сказки» Золя

«Волшебные сказки» Золя — лирические и моралистические фантазии, продолжающие линию его писем и стихотворной лирики — призваны защищать романтическое прекраснодушие, наивный идеалистический гуманизм от морального упадка и даже от социальной несправедливости общества. Автор лишь изредка, как в «Приключениях Сидуана и Медерика», превращает фантастику в средство «вникать в сокровенные законы общества и изучать тайные пружины всеобщей организации» .

Еще труднее говорить о жанре реалистической, социально-бытовой и

психологической новеллы в ранних сборниках Золя. Близкие к ним страдают, кроме чрезмерной эмоциональности и упрощенной структуры, тем отсутствием глубокого знания жизни и людей, болезней общества, которое отнимает типичность у удачно подмеченных деталей, лишает сюжеты напряженности и идейной перспективы. «Очерки» молодого писателя размыты той же чрезмерно субъективной, импульсивной эмоциональностью. В них, иногда не лишенных острой и точной наблюдательности и живописного мастерства, выбор объектов зарисовки часто случаен.

Таковы «Бальная книжечка», «Старушки с голубыми глазами» 1865, «Любовь

под крышами» и др. За исключением лучших очерков, отмеченных выше, в этом жанре у раннего Золя часто отсутствует еще публицистическая острота.

Это скорее лирические раздумья и психологические вариации автора по поводу того или иного явления, чем объективная, глубоко осмысленная фиксация действительности. Как в свое время выразился Сенанкур: «излияния ума, который чувствует, а не разума, который работает».

Философские, этические и социальные тезисы ранних новелл сводятся к проповеди доброты, «естественности», близости к природе и здорового труда. Но они не ведут ни к руссоистскому отрицанию «цивилизации», ни к романтическому бегству от действительности. Тематически и идейно Золя уже и теперь всецело современен.

Романтические мечты не убивают в авторе «Сказок» и «Новых сказок Нинон» интереса к жизни.

Личный, эмоциональный тон большинства произведений обоих сборников сводит рассказ, очерк и новеллу к лирическому размышлению, окружает живые факты туманом романтической чувствительности и морализаторства, делает очень удачным название, данное им автором,- «Сказки Нинон». Оно выглядит тем более уместным, если учесть понимание жанра «новеллы» во французской литературе того времени.

В статье об Альфонсе Доде Золя так определяет тип его мелких прозаических произведений: «Надо, впрочем, условиться, что понимать под словом «рассказ». Сначала Альфонс Доде ограничивался жанром легенды, но позднее сказочный мир, феи, символические образы стали появляться у него лишь изредка для разнообразия. Понемногу в рассказчике о провансальских посиделках проснулся художник, увлеченный современностью.

И тогда рассказ стал все чаще превращаться в страничку современных нравов, в злободневную историю, в экзотический пейзаж, позлащенный жгучим солнцем, во все то, что встречаешь и видишь на улице. …В таком понимании рассказ перестает быть тем, чем он был у наших отцов, а именно волшебной сказкой с нравоучением в конце; он становится драмой или комедией на нескольких страничках, живо набросанной картиной, отрывком автобиографии, иной раз даже просто заметками с натуры, переданными с непосредственностью первоначального впечатления».

«Сказки» Золя лишены наблюдательности и остроумия многих новелл Шанфлери и словесного мастерства Абу. Но зато автор в них останавливается на таких важных явлениях современности, как война, вопросы государственной власти, критика религии, труд, проституция, обнищание масс, собственность, положение литературы и искусства в буржуазном мире и т. п.

Молодой Золя не нашел себя в художественной миниатюре. Не многие сюжеты «Сказок Нинон» запоминаются, не многие образы волнуют. «Сказки» были первыми пробами пера будущего великого романиста в прозе. Но и это интересно. Новеллы 60-х годов отразили противоречивые общественно-эстетические искания Золя.

Их свободный преднамеренный лиризм соответствовал убежденности молодого теоретика в праве на выявление личного, субъективного начала в искусстве; а их тематика подтверждала еще раз, что и тогда уже в его понимании категория субъективного не совпадала с категорией антиобщественного.




«Волшебные сказки» Золя