«Земное»; и «небесное»; в творчестве М. Ю. Лермонтов
Как известно, М. Ю. Лермонтов часто противопоставляет «земное» и «небесное» в творчестве: земля для него — средоточие суетного, бренного, небо — освобождение от него, обитель Бога, ангелов. В глобальной «вселенной» противопоставленные миры «земли» и «неба» иерархически упорядочиваются, гармонизируются, «земля» — одна из ступеней иерархии. Гармонизированная вселенная М. Ю. Лермонтова противопоставлена хаосу, хотя этот термин употребляется в самых разных значениях, но он в целом имеет семантику ‘отсутствие
В драме «Menschen unci Leidenschaften» герой выражает скепсис по поводу вечности: «Юрий. Мы никогда, никогда не увидимся…
Любовь. Если не здесь, то на том свете…
Юрий. Друг мой! нет другого света… есть хаос…
Он поглощает племена… и мы в нем исчезнем…
Мы никогда не увидимся…
Прощай! мы никогда не увидимся… нет рая — нет ада… люди брошенные бесприютные созданья».
Последнее высказывание предвосхищает основную формулу экзистенциализма о брошенности человека во вселенной.
Универсум у М. Ю. Лермонтова — совокупность всего, что существует, весь комплекс творения. О нем можно приблизительно сказать словами П. Т. де Шардена: «Сотканная в один кусок, одним и тем же способом, который однако от стежка к стежку никогда не повторяется, ткань универсума соответствует одному облику — структурно она образует целое». Самое сильное ощущение небесного, космического начала, — это ощущение вечности, нахождения вне времени, которое сплетается с бесконечностью, отсутствием пространственных пределов, «бесконечным пространством», в котором мыслит себя герой М. Ю. Лермонтова.
Был ли М. Ю. Лермонтов космистом в том философском смысле, какой вкладывают исследователи, анализируя работы Н. Ф. Федорова, АВ. Сухово-Кобылина, НА Умова, К. Э. Циолковского, В. И. Вернадского, АЛ. Чижевского и др.? Главный вопрос, который они ставили перед собой, способен ли человек, ощутив себя частицей вселенной, преобразовать природу, внешний мир и обрести бессмертие.
Этот вопрос считается мечтой землян, он в центре философии русского космизма. В таком смысле, по-видимому, М. Ю. Лермонтова нельзя причислять к представителям уникального космического направления философской мысли России. Но под космизмом часто понимается поток русской литературы, включающей не только философов и ученых, но и поэтов, музыкантов, художников: Ломоносова, Тютчева, Вяч.
Иванова, Скрябина, Чюрлениса и др. В эту «парадигму» включают и М. Ю Лермонтова. ВА Чивилихин в романе-эссе «Память» пишет «Вспомним попутно и знаменитое лермонтовское «Выхожу один я на дорогу» и поразительные его строки в этом стихотворении:
В небесах торжественно и чудно,
Спит земля в сиянье голубом…
Как он узнал, что Земля оттуда видится в голубом сиянье?
В русской литературе XIX века чисто поэтическое воображение, переносящее нас во внеземные просторы, сплеталось временами с воображением научно-фантастическим. Первым у нас написал о возможности околоземных путешествии человек, с которым мы не раз встретимся на боковых тропках нашего путешествия в прошлое, — о нем всегда можно сказать что-то интересное и свежее. По происхождению он принадлежал к роду Рюрика и был последним прямым потомком Михаила черниговского, убиенного в Орде в 1246 году.
Друг Грибоедова и Кюхельбекера, Пушкина, Гоголя и Вяземского, композитора Глинки, историка Погодина, философ, талантливый писатель, изобретатель, выдающийся музыковед, общественный деятель и педагог, Владимир Одоевский всю жизнь был поборником справедливости и правды. Писал на склоне лет: «Ложь в искусстве, ложь в науке и ложь в жизни были всегда и моими врагами, и моими мучителями: всюду я преследовал их и всюду они меня преследовали»…».
В. Ф. Одоевский, современник М. Ю. Лермонтова, был одним из тех, кто разделял романтические опыты «любомудров», был членом кружка «Общества любомудрия». В этом кружке русские поэты пытались создать новую поэтическую философию, которая позже была признана Н. Ф. Федоровым и, в определенной степени, В. И. Вернадским: «Прежде всего это идеал живого, «цельного знания». Оно синтезирует все силы и способности человека: научные, художественные, религиозные, собирает и сам объект исследования — человека и природу, — растащенный по многочисленным рубрикам специальных наук. Задача «новой науки» воспринимается Одоевским так, как затем она будет сформулирована Н. Ф. Федоровым: полнота «знания и управления» силами природы. В такой науке, по мысли Одоевского, словно оживает начальное, магическое отношение человека к миру, в котором сильна была роль интуиции, сокровенного, внутреннего ведения.
Только теперь эта глубина древнего целостного восчувствия мира сочетается со всей полнотой и детальностью знания, добытого человечеством в течение столетий.
В качестве некоего эталона познания выступает у Одоевского акт самопознания. Процесс познания здесь истекает как бы изнутри человека, поднимается из глубин души. В нем неразрывны разум и чувство. Познающий является в одно и то же время и субъектом и объектом познания: таким образом преодолевается «овнешненность» предмета познания, привычная его далекость и чуждость нам.
Самопознание «есть знание внутреннее, инстинктивное, не извне, но из собственной сущности души порожденное», «таковы должны быть и все знания человека». «Великое дело, — утверждает мыслитель, — понять свой инстинкт и чувствовать свой разум.
В этом, может быть, вся задача человечества». «Новая наука» как раз и должна осуществить синтез инстинкта и разума, двух главных способностей человека — природной и сверхприродной. В ней все инстинктивное обращается «в знание ума», а «знание ума» становится внутренним, интимным, приобретает силу воздействовать на ход вещей». Здесь есть сходство с устремлениями М. Ю. Лермонтова, который рассматривает данные понятия более широко, свободно, во всей их многомерности и неисчерпаемости.
«Земное»; и «небесное»; в творчестве М. Ю. Лермонтов