Цыганы характеристика образа Алеко

ЦЫГАНЫ

Алеко — преследуемый «законом» беглец от цивилизации с ее «несвободой», герой последней из цикла «байронических» поэм Пушкина, в которой до предела сгущены все проблемы, какие ставит этот жанр.

А. хочет стать частью «дикого», естественного мира. Когда цыганка Земфира находит его среди пустынной степи, он следует за нею в табор, чтобы стать цыганом. Цыганы не против — их воля не знает запрета, как не знает и постоянства. Мудрый Старик, отец Земфиры, объясняет это новичку — один раз, другой. Тот заранее согласен

— ибо любит Земфиру, желает быть всегда с нею — и стать «вольным жителем мира», как «птичка Божия» не знать заботы и труда.

Увы, он не догадывается, что цыганы свободны до конца; что при всей своей страстности они не ведают продолжительной, жаркой страсти, а значит, не знают и верности; что ему нужна свобода от чужого диктата, но он никогда не признает чужую свободу от себя самого. Прежде всего — свободу Земфиры любить, кого она захочет.

Так байронически-фрагментарный сюжет, распадающийся на короткие драматические отрывки, приближается к неизбежной кульминации любовного конфликта. Пространствовав

с любимой Земфирой два года, А. вдруг слышит ее намекающую песню: «Старый муж, грозный муж / Я другого люблю…» Это — саморазоблачение, контрастно оттененное Земфириным ответом, последовательно-свободным: «ты сердиться волен».

Развязка близка; ее ничто остановить не в силах — даже третье предупреждение Старика. Узнав от Земфиры, что русский во сне страшно стонет и рыдает, он вызывает А. на разговор: вновь напоминает, что «здесь люди вольны», рассказывает поучительную историю о своей Любви к матери Земфиры, Мариу-ле, ушедшей с цыганом из другого табора; все напрасно. Застав Земфиру с другим, А. убивает обоих. То есть вершит суд, возможный лишь там, где есть закон.

Описав полный круг, действие возвращается в исходную точку — европеец, бежавший от закона на волю, сам судит волю по закону, им же и установленному. Чего же стоит свобода, не сулящая счастья? Чего же стоит цивилизация, от которой не скрыться — ибо она гнездится в самом человеке?

А. не находит ответа — он остается совершенно один, отвергнутый табором. В отличие от кавказского пленника из одноименной поэмы Пушкина он не может вернуться и в «русское», европейское пространство, туда, где «Наш орел двуглавый / Еще шумит минутной славой».

По закону жанра обстоятельства жизни героя соотнесены с обстоятельствами жизни автора. Связующим звеном между ними служит не только автобиографический эпилог, не только имя А., сквозь которое просвечивает имя самого Пушкина — Александр. Очень важно предание об Овидии, которое — опять-таки в воспитующих целях — рассказывает Старик. Именно с Овидием, которого Рим изгнал из центра империи на северную окраину, в придунайские области, сравнивает себя Пушкин в стихах периода южной ссылки. Именно с Овидием, который среди вольного народа тосковал по империи, сравнивает А. Старик.

И все же черта, отделяющая внутренний мир автора от внутреннего мира героя, проведена отчетливо. Автор уже постиг, что «всюду страсти роковые / И от судеб защиты нет»; он опытнее и мудрее А.; он не столько рифмует свои переживания с чувствами героя, сколько холодно и жестко анализирует его душевный мир.

Фраза Старика, обращенная к А., — «Смирися, гордый человек» — послужила отправной точкой для историософских построений «Пушкинской речи» Ф. М. Достоевского ; образ А. стал для Достоевского олицетворением индивидуалистического, богоборческого начала западноевропейской культуры; ему противостоит Татьяна Ларина, олицетворяющая смиренное начало русской соборности.


1 Звезда2 Звезды3 Звезды4 Звезды5 Звезд (1 оценок, среднее: 5,00 из 5)


Цыганы характеристика образа Алеко